Бену там сейчас тоже, наверно, полегчало. Лишь бы ему дали поспать! Он привык спать подолгу, и утром, когда Дейв будил сына тот не сразу стряхивал сонливость; бывало, босиком, в пижаме он брел в ванную и натыкался на дверной косяк: все никак не мог продрать глаза.
В это время к нему было не подступиться. Только после ванны, за завтраком, он становился самим собой.
Гэллоуэй впервые оказался в машине Мьюзека и почувствовал тот же запах, что и дома у столяра.
— Езды отсюда до Ла-Гуардия не больше двух часов. На сборы и еду уйдет полчаса, значит, можете почти три часа поспать.
Дейв хотел было заспорить, но глаза слипались, голова стала тяжелой. Он чуть не уснул прямо в машине.
Его мучил вопрос, не собирается ли Мьюзек спать на кровати Бена. Дейву это было бы неприятно. Но когда они пришли, Мьюзек, и не думая раздеваться, пристроился на кушетке с явным намерением провести на ней остаток ночи.
Дейв разделся, немного смущаясь, что предстанет перед другом в пижаме.
— Разбудите меня не позже четверти четвертого, ладно?
— В половине четвертого, — откликнулся Мьюзек, на всякий случай заводя будильник. — Спите.
Через минуту Дейв провалился в сон, он мог бы поклясться, что все это время ощущал присутствие Мьюзека, который взял какую-то книжку и углубился в чтение, попыхивая трубкой и прихлебывая виски. Галлоуэй и во сне ни на минуту не забывал, что самолет отбывает из Ла-Гуардия в шесть семнадцать и что билет заказан на имя Мьюзека. Раза два-три он резко переворачивался, словно пытаясь глубже вдавиться в матрас, но едва почувствовал прикосновение к плечу, вскочил. Будильника не было слышно. Пахло свежим кофе.
— Идите примите ванну.
Он никогда не вставал так рано, разве что когда Бен болел тяжелейшей ангиной и ему надо было каждые два часа принимать лекарство. Иногда, ближе к утру, Бен, испуганно глядя на отца, вскрикивал:
— Чего тебе?
— Пора принимать таблетку, Бен.
Слышал ли сын? Понимал? Нахмурив брови, наморщив лоб, он глядел на отца, словно видел его впервые, и взгляд его становился недобрым.
— Ну, оставь ты меня в покое, — просил он; из-за температуры язык у него заплетался.
Дейву казалось, что сын на него злится. Мальчик глотал таблетку, запивал водой, засыпал, а утром, когда отец рассказывал, как он его будил, вроде бы ничего не помнил. Но Гэллоуэй не был уверен, что в эти минуты сын действовал бессознательно. Дейв старался не думать об этом. Несколько случаев из их жизни он предпочел бы забыть.
Он остро и слишком болезненно воспринимал все, нюансы в поведении Бена. У всякого ребенка, как и у взрослого, случаются вспышки дурного настроения или инстинктивной злобы.
Запах бекона проник в ванную, напомнив обо всех прошлых утрах в этой квартире. Дейв тщательно побрился, надел самый лучший костюм, словно это имело какое-то значение. Бену нравилось, когда отец был хорошо одет. В Эвертоне Дейв на первых порах надевал в мастерской не белый, как теперь, а серый халат, но однажды сын сказал:
— Ты словно больной старичок.
Бен попал в уязвимое место. Выглядеть в глазах сына старичком Дейв не хотел. При Бене он становился не так услужлив с заказчиками — лишь бы сын не подумал, будто он перед ними лебезит.
— Малость отдохнули?
— Ну зачем вы так? — вырвалось у Дейва при виде стола, на котором поджидали яичница с беконом и тосты.
Дейв понимал, что Мьюзеку приятно о нем заботиться — так же, как ему были приятны заботы о сыне.
В городке было так тихо, спокойно, что им даже стало немного стыдно за то, что отъезжая, они наделали шума.
— В Индианаполисе бывали? — спросил Мьюзек, выехав на шоссе.
— Никогда.
— Я бывал.
Он замолчал, не мешая Дейву думать, и лишь машинально посасывал свою сипящую трубку, которую не выпускал изо рта, хотя она давно погасла. В аэропорту им пришлось прождать около получаса. Шапки газет в киосках кричали:
«Шестнадцатилетний убийца!»
Вчера было воскресенье, но события вчерашнего вечера уже попали в газеты. Гэллоуэй нахмурился, заметив фотографию сына, на которой он был не похож на себя. Такого снимка Дейв не помнил. Бен на нем выглядел младше, и гримаса у него была какая-то странная. Подойдя ближе, Дейв понял, что лицо сына вырезано из школьной групповой фотографии. Видно, кто-то из одноклассников Бена передал это фото журналистам.
Напечатали и портрет Лилиан. Выглядела она лет на двенадцать, не больше. Подзаголовок гласил:
«Погоня, продолжавшаяся сутки, завершилась перестрелкой на ферме в Индиане».
Дейв купил три разные газеты; Мьюзек неодобрительно посмотрел на него, но смолчал. На развороте красовалась фотография самого Дейва: он стоял, глядя на кровать Бена, от которой в кадр попал только краешек. На соседнем снимке он у себя в мастерской делал вид, что чинит часы.