Выбрать главу

Примерно тогда по Сарагосе и поползли слухи. Говорили разное: что евреи Сеговии крадут у христиан освященные кости, чтобы надругаться над ними; что в Толедо накрыли банду евреев-менял, соорудивших под улицей подкоп, дабы заложить туда пороха и взорвать христианскую процессию на праздник Святого Таинства; что евреи-аптекари подмешивают в аптечные средства «итальянский порошок», от которого человек начинает необъяснимо чахнуть.

Хуже того, ненавидя все добронравное, евреи даже ходят ночами от дома к дому и смазывают ручки дверных молотков змеиным ядом, отцеженным через тело рыжего человека. И, само собой, все они участвуют в распятии христианских младенцев в Великую Пятницу, — дабы осмеять воспоминание о Спасителе Мира.

А потом по Сарагосе покатились первые группы погромщиков, и бесконечно уставший бояться Исаак надел свой бархатный камзол с кружевным воротником и, стараясь не обращать внимания на дрожь в изувеченных ревматизмом ногах, вышел на улицу. Вытащил свою старую солдатскую шпагу, присел на лавочку у закрытой ссудной лавки и начал ждать. Но ни один христианский легионер так и не подошел к нему, и лишь к вечеру прямо перед засыпающим от усталости стариком оказалась на удивление знакомая ослиная морда.

— Папа?

Исаак вздрогнул, поднял голову и увидел сидящего на осле старшего сына.

— Иосиф?! А на кого ты оставил нашу лавку?

— Нет у нас больше лавки, папа, — покачал головой Иосиф. — Сожгли.

— Как — сожгли? Кто?!

— Марко Саласар с дружками, — спустился с осла сын. — Хорошо еще, что бумаги в сундуках не пострадали. Да и Мади аль-Мехмед заставил их все до копейки возместить…

Исаак нахмурился и опустил седую голову. Он понимал, что, несмотря на кажущуюся безнадежность их положения, все это ненадолго. Как только Папа Римский и Союз евангелистов договорятся, кому какая земля принадлежит, все успокоится, и евреи опять займут привычное положение в обществе. Но он уже очень устал… очень.

— Падре Ансельмо сказал, что добьется отлучения для каждого, кто обратится к еврею за ссудой или даже просто монету поменять, — тихо произнес Иосиф. — Что делать будем, отец? Может, бросить все и уехать?

Исаак опустил голову еще ниже. Он бы ушел на покой хоть сейчас. Сыновья выросли, выучились и давно разъехались по всей Европе… но…

— У меня есть обязательства по вкладам, — поднял он голову.

— Много? — глотнул сын.

— Достаточно, — кивнул Исаак. — Ты же понимаешь, что деньги на военный заем, который я предоставил сеньору Франсиско, откуда-то должны были взяться.

Иосиф судорожно кивнул. Похоже, он еще не заглядывал в чудом уцелевшие во время пожара сундуки, а потому и не знал всех деталей.

— Я должен вернуть людям деньги и завершить все кредитные и ссудные операции, — констатировал Исаак. — Это вопрос моей чести и чести всей нашей семьи. Мы возвращаемся.

Час четвертый

Война двух крупнейших правящих семей Европы — Габсбургов и Бурбонов и, как следствие, католиков и евангелистов — медленно набирала обороты, и большая часть мятежных грандов, понимая, что судьба Арагона решается не в Арагоне, уже вышла с войсками на помощь Австрийцу — в Северную Италию.

Одновременно английские военные корабли по прямому указанию королевы и голландские пираты при полной поддержке своего незаконного правительства грабили и топили католические суда. На севере Европы союзник Папы — Швеция уже обменивалась письменными угрозами с поддерживающими голландцев московитами. И даже в Новом Свете было неспокойно.

Собственно, трудности нарастали у всех католических монархов. Так, едва Христианская Лига, помогая Бурбону сконцентрировать золото в своих руках, «прочесала» евреев, агенты буквально завалили Томазо донесениями. Они сообщали, что по соседству, на юге Франции, в Лангедоке, стремительно возник евангелистский аналог Христианской Лиги и Трибунала в одном лице — «Черные камизары».

Возглавил движение мясник Жан Мариус — человек необычайной жестокости и силы воли. Небольшой, но мобильный отряд Мариуса громил католические храмы, поджигал дома священников и фискалов, а главное, отбирал у них деньги — и королевские налоги, и церковную десятину. Оружие, по сведениям агентуры, у них было отличное — в основном голландское. Свежих лошадей им пригоняли из Савойи. А страх на обывателей помогали нагонять галлюцинирующие от бесплатного английского гашиша подростки, бродящие по городам и весям и видящие картины Страшного Суда куда как яснее, чем реальный мир.

Когда Томазо прочел первое донесение о «камизарах», он так и не сумел удержаться от улыбки: юмористический посыл дона Хуана Хосе Австрийского читался как на ладони. Мало того, что все до единого бунтари называли себя инквизиторским титулом «комиссар», они подняли мятеж именно в Лангедоке — самом сердце фамильных земель Папы Римского. Это был вызов — ядовитый и весьма недвусмысленный.

«Папа точно Крестовый поход объявит, — тихо рассмеялся, прочитав донесение, Томазо. — На самое святое, скоты, посягнули…» Но вскоре ему стало не до смеха — насмерть перепуганные монахи и священники просто побежали из Лангедока.

И тогда Томазо отыскал в одной из тайных тюрем Ордена падре Габриэля и, предъявив немолодому привратнику тюрьмы приказ Генерала, забрал арестанта с собой.

— Напрасно вы это делаете, святой отец, — покачал головой привратник. — Вы его дело почитайте: упырь упырем… настоящий Ирод.

Томазо кивнул и передал закованного в цепи отца Габриэля своей охране. Он читал дело этого священника, но привратник ошибался: царь Ирод не получал удовольствия от убийств, а потому не годился падре Габриэлю даже в подметки. Но только такой человек мог уравновесить тот ужас, который внушал католикам Лангедока мясник Жан Мариус.

— Куда вы меня? — мрачно поинтересовался падре Габриэль, едва они отъехали от тюрьмы.

— На воспитательную работу, — отшутился Томазо. — Кадетов будете натаскивать.

— На что натаскивать? — вытаращил глаза арестант.

— На то, что вы умеете и любите делать больше всего.

Как ни странно, брошенное на ветер слово «кадеты» мгновенно прижилось, и уже через полторы недели новое народное движение «Кадеты Креста» жгло, убивало, а главное, вгоняло в страх евангелистов Лангедока не хуже, чем «Черные камизары» — католиков.

Однако трясло не только Францию. Нечто похожее происходило и у Томазо дома — на всем Пиренейском полуострове. В Кастилии сопротивление Короне взяли на себя «комунерос» 22, а в Королевстве Валенсия подняли голову «эрмандады» 23.

И те и другие требовали созыва кортесов и возвращения конституций фуэрос, а заодно свержения итальянских монахов с ключевых должностей и запрета вывоза золотой монеты за пределы их стран. Но Томазо был уверен: рано или поздно его агенты прорвутся к рычагам управления мятежами и все войдет в нужное русло.

И только попытка Ордена перехватить ссудное дело так и не закончилась ничем. Не признающие за королем права на запрет ремесла магистраты и суды по-прежнему покрывали евреев, и те продолжали обмен монеты и выдачу ссуд как ни в чем не бывало. И понятно, что лавки Ордена так и оставались без клиентов, а главные денежные потоки страны по-прежнему шли в обход церковных структур.

Тогда Томазо и напросился на прием к Генералу, объяснил суть своей идеи, а вскоре нанес визит в Совет менял Арагона. Крайне почтительно выразил свое восхищение грамотной работой Совета и после встречных настороженных любезностей объяснил, что при дворе уже раскаиваются, что поддались нажиму Папы и обидели евреев.

— Неужели? — не поверил глава всех арагонских менял.

вернуться

22

Комунерос (исп. comuneros, от comuna — община) — восставшие против абсолютизма и в защиту вольностей самоуправляющиеся города Кастилии

вернуться

23

Эрмандады (исп. hermandades — братства), а также хермании, или германии, — союзы городов, цехов и общин, созданные для защиты вольностей