– То-то я никак не мог найти свой новый пиджак, Кэрроу.
Грэйс повернулась в своем кресле и взвизгнула, когда Акира Мацумото сорвал с нее фальшивые усы.
– Ты и без них вполне убедительно изображаешь мужчину, – сказал он, садясь напротив нее и щелчком отбрасывая усы в сторону.
Грэйс пихнула его под столом ногой. У нее болела губа. Она сделать ему замечание, чтобы он говорил потише, но вдруг сообразила, что в зале не было никого, кроме них двоих и библиотекаря. Все остальные наслаждались солнечной погодой снаружи. Поэтому, передумав, она спросила:
– А что ты здесь делаешь? Я думала, ты корпишь над японской поэзией в Верхней читальне. Или, может, ты хотел позаимствовать мои усы, чтобы они тебя впустили?
Мацумото улыбнулся. Этот рафинированный сынок японского аристократа был не столько студентом, сколько баснословно богатым туристом. Он числился в Новом колледже, пользовался возможностями, предоставляемыми университетом, но, насколько было известно Грэйс, не учился, а только оттачивал свой и без того безукоризненный английский и занимался переводом японских стихов. Он уверял, что это сложная и очень важная работа. Однако, чем больше он на этом настаиал, тем больше Грэйс убеждалась в эфемерности его занятий.
– Я сидел в кофейне, – сказал он, – и вдруг увидел свой пиджак, проходящий мимо. Я последовал за ним. Не хочешь ли ты мне его вернуть?
– Нет.
Пальцем в белой перчатке Мацумото ткнул в обложку ее книги. На улице Грэйс умирала от жары, облаченная в его пиджак и накрахмаленный воротничок, но Мацумото, похоже, даже не вспотел.
– «Относительное движение Земли и светоносного эфира». Объясни мне, бога ради, человеческим языком, что такое светоносный эфир.
– Это субстанция, через которую перемещается свет. Как звук проходит сквозь слой воздуха, или как рябь бежит по воде. На самом деле это невероятно интересно. Это похоже на пропущенные элементы в периодической таблице: математические расчеты показывают, что они должны существовать, но никто еще не смог доказать это экспериментально.
– Господи, – вздохнул он. – Это до ужаса скучно.
– Человек, написавший эту статью, почти достиг успеха, – настойчиво сказала Грэйс. С некоторых пор она решила, что ее долг – хоть немного просветить Мацумото в науках. Неловко, когда тебя все время видят в обществе человека, полагающего, что Ньютон – это название города.
– Его эксперимент оказался неудачным, но лишь потому, что он выбрал недостаточно строгие параметры, и, кроме того, внешние вибрации смазали чистоту эксперимента. Но сам его замысел совершенно блестящий. Видишь вот эту штуку, этот прибор – он называется «интерферометр». Он должен помочь. Если мне удастся соорудить его, внеся некоторые исправления, где-нибудь, где абсолютно отсутствуют вибрации, – например, в каменном подвале колледжа, – это будет просто восхитительно…
– Я расскажу тебе, что значит «восхитительно», – перебил ее Мацумото. – Это мой законченный перевод «Хякунин иссю».
– Боже милосердный!
– Заткнись, Кэрроу, и хотя бы сделай вид, что ты в восхищении.
Она наморщила нос.
– Ну давай, покажи.
Он достал книгу из холщовой сумки. Это был томик in quarto, в симпатичной обложке, и, когда Мацумото раскрыл его, Грэйс увидела, что на одной стороне разворота стихи были напечатаны по-японски, а на другой – по-английски.
– Все полностью закончено и отшлифовано. Я вообще-то горд. Я напечатал только один экземпляр, тщеславия ради, тщеславия моего отца, я имел в виду. Сегодня я забрал его из типографии.
Грэйс полистала страницы. Каждое стихотворение состояло всего из нескольких строчек.
– Посмотри номер девять, – сказал Мацумото. – И нечего строить рожи. Это лучшие образцы японской поэзии, они станут лекарством для твоей сухой математической души.
Грэйс открыла стихотворение под номером девять.