‑ Не горячись, боярин, возьму у тебя плуг, согласен я. Просто цена велика, да выигрыш непонятен пока. А Егорка, пока к нашей земле приспособится, сколь времени пройдет. Он с Литвы, здесь по‑другому всё. Так что, двести летом, да сотню осенью?
‑ Уломал, кровопивец. А Егорке я еще один сделаю, чтоб ты нос не задирал. По рукам?
‑ По рукам.
Ф‑фу, тяжкое это дело ‑ ручными молотами крицу выбивать. Пока деревенским кузнецом был, пользовался молотом на блоках, но здесь времянку делать не стал. Очень уж не доверяю я сырой, хоть и зимней, древесине. Так что отбиваем пока железо по старинке, хорошо хоть холопы есть, не одни мы с Василием упираемся. Еще бы горн человеческий, а не времянку. Пока мы старые запасы расходуем, вывезенные с прошлой моей кузни.
‑ Едут, боярин! Оружные, трое, при заводных конях!
Кому это интересно, приспичило? Купцы с обозом ходят, воевода что ли, поглядеть на мои дела решил?
‑ Обустраиваешься, гляжу, Олег Тимофеевич? Что ж зимой‑то?
‑ Как иначе, Семен Андреевич, без этих времянок совсем жить невозможно. Летом уж усадьбу ставить буду, да и сколько той зимы осталось ‑ весна, считай, на носу.
Сидим мы с Семеном на улице, трапезничаем в походном стиле. Показал я ему дом ‑ позвал бы, мол, да уж очень неуютно там. Сами мол, только ночуем. Вроде бы, малость отошел Семен Андреевич ‑ расстались‑то мы с ним не очень хорошо. Хоть и выложил я ему аж шесть рублей, с кровью от планов оторванные, а всё одно ‑ досадно. Нет, ругани не было, но вот осадочек, похоже, оставался. Он рассчитывал, что кузнец в его деревеньке работать будет ‑ а тот на третий год сам в помещики навострился, да еще всё железо из кузни вывез. Правда, за два года плату внес ‑ те самые шесть рублей.
‑ Был у меня гонец от соседа. Радость у нас ‑ княгиня мальчиком разродилась.
‑ Какая княгиня?
‑ Московского великого князя Василия Ивановича жена. Иваном княжича крестили.
‑ Хоть и пост ‑ а по такому поводу и в пост грех не выпить. Ну, за здоровье Ивана Васильевича!
Единственная фляга, в которой в этой деревне есть хмельное, быстро пустеет ‑ к нам присоединяются Агафий с Василием. А в голове ‑ "Грозный, Грозный родился!".
‑ Давно весть пришла?
‑ Недавно. А родился еще осенью, но пока боярам показали, пока крестили, пока гонцов послали...
Похоже, тот самый Иван Грозный, который четвертый. Его дед, известный под тем же прозвищем, вроде бы был куда более пристойным правителем. Тоже не ангел, но до откровенного террора вроде не доходил. С другой стороны, поливать грязью безответных по причине упокоения противников умели и Романовы, и "красные", и "белые", пришедшие после них. Хотя, тем "белым" скорее подошел бы средний из цветов российского флага. Да и террор ‑ еще посмотрим, против кого он. Московские верхи, например, отродясь доброго слова не понимали, если это слово без зуботычины сказано было ‑ неважно кем, правителем или народом.
‑ Что‑то загрустил ты, Олег.
‑ Да подумал, женятся люди, детей рожают. Один я, как дурак с писаной торбой, с этим железом вожусь.
‑ Так женись. И не наговаривай на свой промысел ‑ сам показывал, сколь товару сделать успел. Продашь в Туле ‑ иной помещик куда как поменьше с сел своих имеет.
Прав Семен, вот только обычный помещик на продажу вывозит излишки продовольствия ‑ а я буду это самое продовольствие покупать, потому как для меня это совсем не излишки.
‑ Прав ты, Семен Андреич, во всем прав. Давай, выпьем за здравие наследника великого князя! Труды младенцу, чую, предстоят тяжкие ‑ так пускай сдюжит, нам на радость!
‑ И чтобы мы сами сдюжили! ‑ Семен, по моему примеру, встает, из медных кружек ‑ до дна! ‑ пьем хреновеньккую местную водку, градусов двадцати. Здесь её хлебным вином зовут. Наверное, правильно ‑ до менделеевской сорокаградусной ей далеко.
За работой не заметил, как пришла весна. Сначала снег прибило дождями, потом буквально прожгло солнцем. Деревенские, едва дождавшись, пока поля просохнут, рванули пахать, сеять, боронить ‑ я в этом, честно говоря, не очень. Олег, понятно, был вполне в курсе ‑ но его память все глубже проваливается куда‑то в глубину. Чем я успел попользоваться ‑ вспоминается легко. А остальное сейчас приходится вспоминать подолгу. Ну и ладно, научусь. Зато я сейчас практически полностью контролирую свой организм. Два с лишним года непрерывной, считай, медитации дали неплохой результат. До управления синтезом в клетках дело не дошло, понятно ‑ зато всевозможные порезы и ушибы заживляю легко. В апреле едва не слег с жуткой простудой ‑ протянуло ветерком, как из кузни вышел. Голова трещала, из носу текло... часа полтора, пока не сосредоточился и не выбил эту гадость из себя. Что еще заметил интересного ‑ контроль окружающего пространства значительно улучшился. Или это обработка информации структурировалась? Стоит чему скрипнуть, хлопнуть, колыхнуться вокруг ‑ а уже понимаю, что и по какой причине. Недалеко, правда, шагов за двадцать, иногда тридцать. Стены это здорово ограничивают ‑ в помещении только происходящее и различу. Зато ковать теперь могу хоть вообще без фартука ‑ от моих ударов брызги летят только туда и тогда, когда и куда нужно и допустимо. Очень похоже это именно на улучшение контроля тела и дисциплину мышления. С людьми сложнее ‑ вроде ощущаю взгляды, по крайней мере с эмоциональным наполнением. Вот, например из кузни кто из холопов выйдет совета спросить ‑ спиной уж чую. И очень отличается от тех взглядов, которые при распределении нарядов бывают, особенно на отбой ‑ чугун со шлаком сплавившиеся дробить. Тяжелая работа, на неё провинившихся назначаю.
Вообще должен сказать, не очень я верю во всю эту эзотерику. Точнее, во всякие "принципиально непознаваемые" вещи. Очень похоже, что мы просто до смешного мало знаем о том как, например, работает мозг, какую информацию он получает и способен обрабатывать, как воздействовать на окружающий мир.
Приход весны значит еще и то, что пора менять тип работ. Уже почти закончилась вывезенная со старого места обожженная руда, не говоря уж о неотбитом кричном железе. Значит, займемся строительством. Надо блокгауз приподнять, да фундамент сделать. Как закончим ‑ займемся валом и частоколом. Сам же руду поищу. Кажется, когда я дачу искал в прошлой жизни, проглядывал этот район по карте, и запомнил название ‑ Плавский. То есть, здесь что‑то плавили. Понятно, что руду, еще знать бы на чем ‑ не дотягивается ли сюда край Московского каменноугольного бассейна, например?[3] Поспрашивать бы местных ‑ да очень уж здесь население обновляется часто, благодаря татарам.
‑ Да зачем так часто башни‑то ставить? По углам выстроить, и уже отбиться вполне можно.
‑ Вася, вот представь себе, лезешь ты на стену.
‑ С перепою, что ль? Ворота есть же. ‑ Ну татары осадят, вот и представь себя татарином.
‑ Уволь, боярин, за поганого себя не помыслю.
‑ Ладно, не ты, просто какой‑то татарин на стену прет по приставной лестнице. А ты в башне у бойницы стоишь, и стрелу ему в правый бок хочешь загнать. Представил?
‑ Ну вроде.
‑ А татарин тот не один, да в тегиляе, да лезет резво. Вот чтобы стрела куда надо попала, да целить удобнее было, и поставим башни почаще. Еще в них закрыться можно, если на стену взойдут, да и собраться, через ров перелезши, во множестве не смогут.
‑ Еще и ров?
‑ А землю на вал ты с соседнего холма поволочешь? Да и киты набить надо, тоже немало земли уйдет. Есть еще вопросы?
‑ А зачем в башнях покои‑то широкие такие? Ведь и по две бойницы даже на сторону сделать, ну восемь лучников тогда ставить можно, с запасом. Да их еще найти надо, лучников‑то.
‑ Вот сам почти и ответил. Людей мало, попробуем в бойницы пороки нацелить. Есть такие, что не противным весом снаряд мечут, а силой гнутого дерева, вроде луков.
‑ А всё ж, Олег Тимофеич, не враз такое построить. Тут на целое лето работы, да еще ведь и в самой крепости сколько ставить надо.