Коля спустился к нам на арену и внимательно посмотрел в глаза каждому из соперников.
— Готовы?
— Угу! — проревел Дубовой, наклонившись вперёд, словно игрок в регби.
— Готов!
— Начали! — проревел Гаранин, отступая в сторону.
Дубовой рванул в мою сторону с явным намерением обхватить руками и повалить на землю. В борьбе у меня против такой махины не было ни малейших шансов, поэтому я помчался навстречу, но за пару мгновений до столкновения отскочил в сторону. Рука Ефима потянулась за мной, тщетно рассчитывая схватить за футболку, но я оказался быстрее.
— Нестандартное начало поединка! — прокомментировал наши фокусы Гаранин. — Видимо, у обоих соперников есть план.
Конечно, есть! Мы совершенно в разных весовых категориях. Если во мне едва набиралось восемьдесят килограмм веса, то у Дубового были все сто, но назвать его толстяком язык не поворачивался — он был высоким и крепко сбитым парнем с горой мышц.
После первоначального провала Ефим действовал осторожнее, но продолжал атаковать. Мне стоило невероятных усилий, чтобы избегать попыток перевести борьбу в партер. За весь первый раунд я едва успел нанести пару точных ударов, потому как постоянно перемещался. Если бы не замедление времени, мне бы пришлось туго.
Во втором раунде я провёл удачную атаку и слишком увлёкся. Оба удара достигли цели и оставили на лице Ефима заметные следы, но каменный великан всем весом обрушился на меня и придавил к земле. В спине что-то хрустнуло, дыхание перехватило, и я не мог даже вздохнуть. В таком положении мне точно не победить. Время назад!
В этот раз я был более осторожным. Провёл быстрый джеб в лицо и сразу ушёл в сторону от прыжка гиганта. В памяти почему-то всплывали финалы чемпионата мира по футболу, когда в предыдущих матчах соперники играли в открытый футбол и громили соперников, а в финале осторожничали. Из-за этого финал выглядел скучным и блеклым, без ярких моментов, а всё потому, что каждый боялся ошибиться и осторожничал. Та же самая ситуация складывалась и в нашем поединке. Ефим уже трижды достал меня огромными каменными кулачищами, рассёк губу и бровь, едва не сломал челюсть и оставил огромный синяк на рёбрах, но я продолжал бой. И более того, ответил двумя десятками точных ударов, которые были Ефиму как слону дробина, но приносили мне победные очки.
Пусть я разбил кулаки в кровь, но по очкам был далеко впереди. К третьему раунду Дубовой отказался от попыток повалить меня на землю и сконцентрировался на бое. Приходилось постоянно двигаться, чтобы уходить от его огромных кулачищ. Нырок, уход в сторону, удар! Ефим даже не попытался заблокировать удар, полагаясь на каменную кожу, и мгновенно ответил встречным выпадом. Я понимал его расчёт — победить техническим нокаутом, когда я не смогу продолжать бой. От победы меня отделяло всего две минуты, но судьба решила подкинуть ещё один неприятный фокус.
— Всем оставаться на своих местах! Работает полиция Мурманска!
От неожиданности я повернулся на шум и пропустил мощный удар, который отбросил меня на метр в сторону и повалил на землю. В груди перехватило дыхание, я замотал головой, чтобы прийти в себя и поднялся. Правда, Гаранин не собирался считать до десяти, а Дубовой не спешил атаковать, потому как на арену пробились стражи порядка, скрутили Ефима, а затем направились ко мне.
Попытаться отмотать время назад? Ничего не изменится. Допустим, я выиграю пару минут, на большее меня уже не хватит, но какой в этом смысл? Если полиция успела оцепить всю территорию побережья, значит, они были здесь ещё до начала поединка, а сил у меня не хватит на более дальний скачок. Да и ехать отсюда с Мурманска не ближний свет, а значит, нас всё равно накроют.
Среди стражей порядка я заметил осунувшееся лицо Гронского. Судя по всему, ректора попросили присутствовать на задержании. Сейчас стражи крутили зрителей и выводили по одному в большие машины, а Гронский посмотрел на меня и бросил лишь одну фразу:
— Уведите!
По дороге к машине меня атаковали репортёры.
— Издание «Арктика сегодня». Как вы прокомментируете своё участие в подпольном турнире? Как вы думаете, какое наказание ждёт вас?
— Наказание? — я остановился, чтобы посмотреть прямо в камеру, а стражи порядка решили не подгонять меня. — Я считаю, что мы не заслуживаем наказания. Мы — студенты Арктической академии, будущие защитники Заполярья, должны быть готовы к суровой реальности. В академии нас слишком опекают, а занятий у Георгия Максимовича Платонова явно недостаточно, чтобы подготовиться к суровым испытаниям и столкновениям с контрабандистами и врагами страны. Нас лишили турнира в этом году, поэтому мы провели его самостоятельно.
— Вы не находите, что подвергали себя опасности? Такие подпольные турниры часто заканчиваются летальным исходом для участников…
— Нисколько! Хочу отметить высокий уровень организации мероприятия — поединки проходили честно, по правилам студенческих турниров: три раунда по три минуты. За здоровьем каждого спортсмена следили целители.
— А что скажете на счёт ставок на исход поединков?
Надо же, и о ставках им известно. Кажется, кто-то проговорился заранее, или намеренно слил нас по полной, чтобы снова насолить академии. Пришлось отпираться до последнего — если подпольные бои нам ещё могут простить, то букмекерство — это совсем другой уровень.
— Ставки? Поверьте, мы проводили этот турнир не ради денег. Не думаю, что кто-то догадался бы делать ставки на результаты поединков.
— Что вы там мнётесь? Уведите его! — распорядился какой-то офицер, и меня повели дальше. На этом моё интервью завершилось. И что-то мне подсказывает, что на этом завершится и моё обучение в академии…
Дорога до Мурманска казалась мне вечностью. Даже два часа в пути в Териберку перед финальным поединком показались одним мгновением в сравнении с дорогой обратно. Сюда ехал в компании друзей и невольно отвлекался от волнительных мыслей, а сейчас я ехал в отдельной камере автомобиля, словно какой-то особо опасный преступник.
Уже в центральном отделении полиции Мурманска меня пригласили в комнату для разговора. Внутри находился сам начальник стражей порядка города и Гронский.
— Да, натворил ты делов, Арсений! — вздохнул ректор, постучав пальцами по столешнице.
— И что теперь, Борис Ефимович? Отчисление?
— С чего бы это? — удивился Гронский. — Конечно, давно стоило отчислить тебя, чтобы ты не создавал проблем, но после каждой твоей выходки у императора откуда-то берётся необъяснимая благосклонность к нашей академии, а от желающих поступить нет отбоя. Хоть бери и заставляй тебя творить какой-нибудь абсурд, чтобы улучшить нашу приёмную кампанию. Правда, ты и сам прекрасно с этим справляешься. Что на счёт нарушения, я просил вас не проводить дуэлей, но в этот раз вы их и не проводили. К счастью, на это у вас ума хватило.
— Выходит, мы не виноваты?
— Не скажи! Общественный порядок вы всё-таки нарушили — провели массовое мероприятие в непредназначенном для этого месте, затруднили работу порта: образовали препятствия в работе персонала и создали опасность аварийной ситуации.
— Да какой там порт? Это же свалка списанных кораблей!
— Не кипятитесь, юноша! — перебил меня главный полицейский Мурманска. — Вы уже и так наломали дров.
Гронский ухмыльнулся и покачал головой, а затем продолжил:
— К тому же, нарушили покой местных жителей, так что придётся искупить вину общественными работами сроком на пятнадцать суток. Хоть пару недель отдохну от тебя, Чижов! А заодно подумаю что бы подобное провести в академии. Что ты так на меня смотришь? Ты ведь на камеру заявил, что у вас был турнир, организованный собственными силами. Что же мне с вами делать, инициативными такими? Выходит, студенты молодцы, а ректор плохой, не заметил, не поддержал. Опять от императора нагоняй получать. К счастью, хотя бы не придётся для этого ехать в Москву.
Я не говорил ни слова, а в душе ликовал. Общественные работы — ничто по сравнению с отчислением. Тем более что меня отправили в порт Мурманска, где за время работы я узнал массу всего полезного о распорядке дня на корабле, жизни моряков и работе порта. Пятнадцать суток исправительных работ показались мне небольшим отпуском. По крайней мере, сменил обстановку и отдохнул от тренировок у Платонова.