Затем он стал быстро передавать донесение.
Копия этого донесения была передана офицеру Формэну, находящемуся на мостике, всего за несколько минут до подхода к ним встречающей их лодки. Формэн прочитал текст, поставил сбоку от него свою подпись и спросил вестового:
— Когда это было отправлено?
— Несколько минут назад, сэр.
Сообщение не вызвало никаких подозрений Формэна. Было что-то недоступное сомнениям и внушающее доверие в решительном почерке капитана, которым был исписан бланк радиограммы. Скорее даже казалось, что это донесение вносило ясность и простоту во все события последних часов. Более того, уже приближалась лодка, придавая всем предыдущим указаниям капитана некую неизбежность.
— Вам лучше пойти на правый борт, старшина, — посоветовал Формэн. — Рокси может понадобиться помощь.
— Есть, сэр.
За минуту до двух часов лодка подошла к «Меркурию».
Это была шлюпка длиной в тридцать четыре фута, на командном мостике стояли двое мужчин, и еще четверо находились в кокпите. Капитанский мостик «Меркурия» был выше ватерлинии шлюпки футов на двенадцать, так что Формэну пришлось высунуться из рубки, чтобы посмотреть на нее. Двое на мостике были в военной форме. Остальные в дунгари. Формэну показалось, что он видит офицеров и рядовых какого-то отдела береговой охраны, случайно вышедших в море на «Крис-Крафт».
— Эй! — крикнул человек, стоящий за штурвалом шлюпки. — Меня зовут Клэй Прентис. Мы пришли, чтобы забрать женщину и доставить ее на берег.
— Все верно, — крикнул вниз Формэн. — Минутку!
Он вернулся в рубку рулевого и поднял трубку телефона. Дождавшись ответа, он сказал:
— Капитан, лодка прибыла.
— Хорошо. Пригласите их подняться на борт за женщиной.
— Нам понадобятся носилки, сэр?
— Нет, — сказал капитан и положил трубку.
Он подумал, что до сих пор вел себя нормально. Что прошел все без ошибок, которых так опасался с тех пор, как эта парочка заявилась к нему на корабль. До сей минуты он так и не узнал, что им было нужно, кроме того, что они хотели подойти к Охо-Пуэртос. Что ж, это он им обеспечил, осторожно провел их по проливу и подошел к берегу, и вот уже подошла их лодка и они, наконец, уберутся ко всем чертям на берег.
Он думал, что все удалось провести без осложнений.
По веревочному трапу на борт «Меркурия» поднялись двое мужчин. Лейтенант Формэн, смененный на вахте, спустился с мостика и стоял на корме рядом с дымовой трубой, чтобы приветствовать прибывших. Старший боцман Рокси, стоящий справа, наклонился над трапом и предложил руку первому мужчине, когда тот достиг верхней перекладины. Человек принял руку Рокси, спрыгнул на палубу и потянулся другой за пазуху, когда над палубой показалась голова второго.
Формэн увидел быстрое движение руки первого, мгновенно сообразив, что тот достает оружие.
— Рокси! — крикнул он. — Берегись!
Рокси оглянулся на голос лейтенанта и увидел револьвер, вытягиваемый из-за спины мужчины. На какое-то время он ошеломленно застыл, и возможность спасительного движения была упущена. Второй мужчина был уже наверху трапа. Над бортом корабля появилась верхняя половина его туловища с револьвером в руке. Нет, подумал Рокси, слишком поздно, но в следующую секунду пренебрег собственной интуицией и прыгнул на револьвер. Однако человек, высившийся над палубой, не терял времени на раздумья. Он выстрелил дважды, первая пуля попала Рокси в горло, а вторая — в живот. Застигнутый в момент своего мощного броска, Рокси был откинут назад пулей крупного калибра, неловко скользя, перевернулся, высоко задрав ногу, в то время как его другая нога поползла в противоположном направлении, пролетел по палубе и всем телом рухнул на нее, подмяв под себя свою руку.
Формэн бешено зарычал и стиснул горло первого, и тут же удивленно охнул, ощутив сильный толчок в живот, показавшийся ему ударом плоской стороной железнодорожной шпалы. Удар заставил его закружиться и отступить назад футов на пять, где он наткнулся на стену радиорубки. Внезапно утратив способность дышать, он попытался ухватиться за поручень, посмотрел вниз и увидел свой китель, залитый кровью. По трапу карабкались еще несколько вооруженных человек. Еще один вооруженный появился из коридора, ведущего к капитанской каюте. Дверь радиорубки открылась. Прозвучал новый выстрел. Формэн увидел, как из рубки вылетел радист Дэнби, который вдруг схватился рукой за лицо, потом она упала и он свалился спиной на палубу с огромным кровавым пятном на лбу. О Господи, подумал Формэн, они убили меня, у меня рана в животе!
Спотыкаясь, он побрел к лестнице, ведущей на капитанский мостик, собираясь поднять тревогу свистком или по громкоговорителю или постараться предупредить капитана, что корабль захвачен вооруженной бандой, но почувствовал, что у него слабеют ноги, что они подгибаются под ним. Он упал на колени, успев крикнуть:
— О, дьявол!..
И больше ничего, потому что в следующее мгновение, уже мертвый, упал лицом вниз.
— Корабль в наших руках! — разнесся по палубе чей-то голос, усиленный рупором. — Мы вооружены и будем стрелять на поражение! Каждый, оказывающий сопротивление, будет убит! Повторяю, будет убит каждый, кто попытается оказать нам сопротивление!
Часть вторая
Глава 11
— Ты мертва! — воскликнул он.
— Я?.. Нет!
— Я попал в тебя!
— Ты никуда не попал, — ответила она, — и я не хочу больше играть в эту глупую игру. — Она отшвырнула игрушечное ружье и стояла посреди дороги, глядя на него, поджав губы, с выражением крайнего раздражения на лице.
— Почему ты бросила ружье на землю? — спросил он.
— Потому что все это очень неразумно.
— Полагаешь?
— И ты глупый, — заявила она.
— Уверена в этом?
— И этот берег тоже глупый, — сообщила она и захихикала.
— Во что же ты собираешься играть, если не желаешь играть в это?
— Я хочу играть в глупых, — ответила она.
— И как же ты собираешься играть?
— Да так... просто ты будешь глупым, вот и все, — отозвалась она, пожимая плечами и продолжая хихикать.
Ей было пять лет, а ему шесть, и он пристально взирал на нее с вечным терпением, присущим старшим братьям во всем мире, размышляя, почему он всегда должен играть с ней всякий раз, когда приходит из школы и целыми днями по воскресеньям. У нее постоянно текло из носу, нижние штанишки сползли, и она стояла посреди дороги, на расстоянии нескольких футов от брошенного ружья, а он, переведя взгляд с ружья на нее, стоял и думал.
— Ну, и что же ты хочешь делать? — допытывался он. Казалось, он всегда спрашивал: что она хочет делать? Будучи всего лишь курносой девчушкой, она почему-то всегда оказывалась тем, кто решал — что же они вместе собираются делать. Как будто он сам не мог предложить ничего лучше.
— Давай играть в воскресенье?
— А что такое воскресенье?
— Воскресенье — это когда ты надеваешь шляпу и идешь гулять.
— У меня нет шляпы.
— Ты наденешь воображаемую шляпу.
— Для чего?
— Чтобы мы могли отправиться на прогулку.
— Я не хочу отправляться на прогулку.
— А почему?
— А что плохого в том, во что мы сейчас играли? — поинтересовался он.
— Ты всегда застреливаешь меня, — пожаловалась она.
— Но ты же знаешь, что можешь тоже застрелить меня.
— Я не хочу стрелять в собственного брата.
— Предполагается, что я вовсе не твой брат.
— Нет, ты мой брат!
— Я имею в виду во время игры.
— Надень свою шляпу, — настаивала она. — Мы пойдем на прогулку. Собирайся!
Он поднял ружье и терпеливо взглянул на нее, ожидая, когда она смягчится, но ее взгляд оставался невозмутимым; затем она подтянула за резинку нижние штанишки и вытерла нос тыльной стороной ладони. Они стояли посреди дороги, пристально разглядывая друг друга.
— Пошли же! — начала она подлизываться.
— Хорошо, я пойду на прогулку, но не собираюсь надевать никакой дурацкой шляпы.
— Чтобы играть в воскресенье, ты должен надеть шляпу.