Вот в чем загвоздка, Джейсон. Маленькая неувязочка. Вот тебе черным по белому! Ты не даешь мне ничего, разве не видишь? Ты говоришь мне, приятель, пошли — и наутро ты станешь равным любому в этом мире — все станут такими же черными, как ты. Беда лишь в том, что все будут мертвыми, как и ты, только и всего. Но не бери это в голову — ведь ты желаешь свободы и равенства, разве не так, парень?
Моя мать обычно говорила мне: «Эймос, ты должен пойти в колледж». А я обычно отвечал: «Да, ма». Она, бывало, говаривала: «Эймос, ты должен стать лучше». И я всегда соглашался: «Да, ма». Она часто твердила мне: «Эймос, это белый мир, и ты должен готовить себя к нему: упорно гнуть спину, должен учиться, ты должен стать не чем-то, а кем-то в этом мире».
И я отвечал обычно: «Да, ма!»
В один прекрасный день, Джейсон, я собирался прекратить ненавидеть белых людей и также прекратить ненавидеть белых ниггеров, таких, как Гарри, собирался... когда-нибудь. Но стать мертвым — не тот способ, которым можно сделать это! Когда я мертв — это слишком поздно, чтобы прекратить ненавидеть, и слишком поздно — начинать любить — и вообще чертовски поздно для чего-либо.
Я хотел бы смочь остановить тебя, думал Эймос.
Я хотел бы стать кем-то...
"ИНФОРМАЦИЯ
ВОЗМОЖНА ИДЕНТИФИКАЦИЯ В МОРГЕ МАЙАМИ ЗАТРЕБУЙТЕ ИНФОРМАЦИЮ СВЯЗИ ОГРАБЛЕНИЕМ 27 СЕНТЯБРЯ
ВСЕМ МАШИНАМ ФЛОРИДЫ И ОКРУГА МАЙАМИ
БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ МУЖЧИНА ИЛИ ГРУППА ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО С ОРУЖИЕМ И ОПАСНЫЕ РАЗЫСКИВАЮТСЯ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЕ В ШТАТЕ ФЛОРИДА УБИТЫ ПАТРУЛЬНЫЕ ХОГАН И ДИПЬЕТРО СЕГОДНЯ ОКТЯБРЯ 6
ТЕЛА НАЙДЕНЫ БАГАЖНИКЕ ПАТРУЛЬНОЙ МАШИНЫ ЛОНГ-БИЧ РОАД-БИГ ПАЙН-КИ ЧЕТЫРЕ ПОПОЛУДНИ МЕСТНОГО ВРЕМЕНИ БАЛЛИСТИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА ПРЕДПОЛАГАЕТ ОРУДИЕ УБИЙСТВА РЕВОЛЬВЕР ТРИДЦАТЬ ВОСЬМОГО КАЛИБРА СЛЕДЫ ШИН НА МЕСТЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ УКАЗЫВАЮТ НАЛИЧИЕ МАШИНЫ У ПОДОЗРЕВАЕМЫХ ВСЕМ ПОСТАМ ОТ КИ-УЭСТ ДО МАЙАМИ ПРЕДЛАГАЕМ ОРГАНИЗОВАТЬ ОПРОС И ПОИСК НЕБОЛЬШИХ НАСЕЛЕННЫХ ПУНКТАХ ПО ВСЕМУ ПОБЕРЕЖЬЮ ИНФОРМАЦИЮ СООБЩАТЬ В КОМАНДНЫЙ ШТАБ
ОКТЯБРЬ 6 ОБЩАЯ ТРЕВОГА ДЕВОЧКА ПОДРОСТОК ВОЗРАСТ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ РОСТ ПЯТЬ ФУТОВ ПОЛТОРА ДЮЙМА ВЕС СТО ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ФУНТОВ ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛИ ОДЕТОЙ В..."
Предатели, думал доктор Танненбаум. Все они изменники. Они пришли сюда убить разум, и мы не можем позволить им сделать это. Они явились сюда затеять войну, и мы не можем позволить им развязать ее. Здесь, в этой малярной, мы должны остановить их, пока не будет слишком поздно. Они здесь, эти люди, и мы должны немедленно перестрелять их!..
В нацистской Германии люди не поднимали головы, пока не стало слишком поздно. Сейчас в этом городе, где родился мой отец, всего лишь семнадцать евреев. Половина из них очень старые люди, которые одной ногой уже стоят в могиле. Евреи во всем мире или мертвы, или умирают, потому что никто не встал, ни один не поднялся в полный рост, чтобы заявить: «Стоп! Хватит! Вы не можете так с нами поступать!»
Кто-то в этой малярной остановит их, думал Танненбаум.
Медленно, почти с мучительной тщательностью он изучал лица своих союзников. Это те самые, кто должен как-то решиться на это, думал он. Мы часовые. Мы здесь без оружия, но это мы, те, кто должен или остановить Джейсона Тренча, или же позволить ему спустить с цепи ужасного монстра.
Я очень счастлив здесь. Мысли приходили к Танненбауму сами собой. Я люблю этот городок, люблю то, когда здесь светит солнце, наслаждаюсь жизнью. Почему именно к нам должен был прийти этот Джейсон Тренч?
Кто-то в этой малярной должен остановить его. Эта мысль постоянно крутилась в голове Танненбаума.
Кто-то должен встать и...
Нет, осенило его вдруг.
Ни один не в силах остановить его, потому что каждый ждет, что это сделает кто-то другой, не он и не его сосед — встанет и сделает это. И опять суждено гибнуть евреям. Только на сей раз в печи крематория окажется весь мир.
Если только...
Если только я, Герберт Танненбаум, старый доктор, не встану... Но у меня плохое сердце, подумалось вдруг.
— То, что мы должны были сделать, — заявил Ред Кеннеди, — это остановиться в Маратоне. Вот что нам надо было сделать.
— Наверняка мы еще встретим что-нибудь подходящее по дороге, — ответил Феликс Поттер. — Не тревожься!
— Ты не захотел остановиться в Таверните, ты не пожелал остановиться в Исламорада и Маратоне. А сейчас, готов биться об заклад, нам ничего не попадется, пока не доедем до Ки-Уэст. Ну, на что спорим?
— Должно же быть что-то! — не соглашался Феликс.
— Который теперь час? — поинтересовался Ред.
Феликс снял левую руку с баранки и глянул на запястье:
— Двадцать минут пятого.
— Я умираю с голоду, — сообщил Ред.
— У тебя был ленч в Майами.
— Так то было в Майами и давным-давно.
— Это было совсем недавно. Просто у тебя, наверное, глисты, вот и все!
— Сидение в грузовике весь день напролет вызывает у меня голод.
— Нам что-нибудь попадется на дороге, успокойся! Грузовик, громыхая, катился на запад, огромный, весом в двадцать пять тысяч фунтов дизель, с серебристыми бортами и зеленой кабиной. Казалось, он занимал всю ширину дороги, пока пересекал мост Семь миль, а затем въехал в Литл-Дак-Ки и далее на запад к Миссури-Ки, а потом пересек небольшой мост, ведущий к Охо-Ки.
— Вот ты и приехал, — сообщил Феликс.
— Что?
— Да разве не видишь — знак?
— Смотри, на нем написано: «Охо-Ки».
— А тот, что за ним, следующий? Что он обозначает?
— Да то, что ты вскоре набьешь свою утробу.
— Что ты имеешь в виду?
— Он означает, что впереди столовка.
Мне нужно немедленно выпить, подумал Бобби Колмор.
Он пытался понять, зачем Марвину понадобилось взять бутыль с полки стеллажа и поставить ее под скамейку. От него не укрылось, что он единственный в малярной, видевший, как Марвин схватил бутыль, — все остальные в этот момент смотрели на Каммингса, — и размышлял сейчас, случайно ли замеченное им или же ниспослано свыше. Это уж точно — ни для кого еще в этом помещении разбавитель не представлял ни малейшего интереса. И уж совсем точно то, что он, Бобби, единственный, для кого разбавитель нечто большее, нежели просто жидкость, которую добавляют в краску. Но почему Марвин заинтересовался разбавителем?
Колмор во все глаза таращился на Марвина.
Тот не производил впечатление пропащего алкаша, но иногда по виду это трудно определить. Порой мужик выглядит, как банкир или агент по продаже недвижимости, а на поверку выходит, что он ничем не лучше прочих забулдыг. Был, помнится, один такой малый в Бостоне, которого все называли Проповедником, потому что он с жаром призывал парней бросить пьянку и вести праведную жизнь: носить чистое исподнее и спать на белых простынях. И что же? Вскоре обнаружилось, что этого Проповедника как-то утром нашли мертвым в сквере, и все решили, что он злоупотреблял древесным спиртом... Поэтому никогда нельзя судить о человеке по его внешнему виду. Ведь если сын доктора Танненбаума не алкаш, зачем бы ему хватать эту бутыль на полгаллона с разбавителем? Как он еще мог надеяться и употребить ее, если не для выпивки?