— Да, офицер, — сказал Моури, притворяясь испуганным, — Я скажу ему, чтобы он не валял дурака. Долгих лет.
— Долгих лет, — сухо ответил полицейский.
Ура! Он распахнул дверь отеля с таким видом, словно был его владельцем, и с достоинством обратился к портье:
— Мне нужна комната с ванной на десять дней.
— Ваши документы.
Он подал карточку.
Портье списал его фамилию, вернул документ и протянул Моури регистрационную книгу.
— Распишитесь здесь, — Он указал на строчку.
Первое, что сделал Моури, очутившись в номере, — с удовольствием вымылся. Затем обдумал ситуацию. Итак, он забронировал номер на десять дней, он сделал это для отвода глаз; в его планы вовсе не входило так долго оставаться на одном месте. Если порядки империи действуют на Джеймеке, то еще до конца недели его судьба могла оказаться в руках какого-нибудь любознательного агента, регулярно проверяющего регистрационную книгу; он знал, что такие типы любят задавать коварные вопросы. Конечно, у него на все был готов ответ, но осе, забравшейся в чужой улей, не стоит привлекать внимание хозяев.
Он прибыл в Пертейн слишком поздно, чтобы в тот же день найти идеальное убежище. Завтра он приступит к поискам квартиры — лучше всего в районе, обитатели которого не имеют привычки совать нос в чужие дела. А сегодня он может посвятить вечерние часы осмотру города, изучению местности и прикидке своих будущих действий.
Перед тем как выйти из гостиницы, он хорошо закусил. Для уроженца Земли пища показалась бы довольно странной и почти несъедобной. Но Моури поглощал ее с аппетитом, вспоминая о детстве. Покончив с ужином, он подумал, что здесь и самый опытный разведчик мог бы провалиться. Сирианская пища вызвала бы у него приступ тошноты.
Оставшуюся часть вечера он знакомился со столицей Джеймека, причем не столь поверхностно, как могло показаться со стороны. Он бродил по городу с напускной беззаботностью, запоминая все, что представлялось ему интересным и полезным. Но главная задача Моури заключалась в анализе общественного мнения и состояния умов различных групп населения.
В любом обществе, вступившем в войну, власть правительства — сильна она или нет — все же не абсолютна. В любой войне, насколько праведными ни казались бы ее цели, нельзя полностью мобилизовать общество на их достижение. Никогда в истории не велось еще военных действий, в которых высшее командование было едино, а рядовые сплотились, все как один, под его руководством.
Всегда существует недовольное меньшинство, которое выступает против войны по самым разнообразным причинам, таким как эгоистическое стремление спасти свою жизнь; страх перед страданиями и болью; философское или моральное отрицание насилия; недоверие правительству; нежелание играть второстепенные роли; неуверенность в победе и боязнь поражения; психологическое неприятие ситуаций, когда на тебя могут орать по любому поводу, и еще по тысяче и одной причине.
Ни одна политическая или военная диктатура не достигла стопроцентного успеха в выявлении и подавлении недовольных, которые обычно прячутся за стеной молчания и ждут своего часа. Итак, по теории вероятности, часть населения Джеймека должна иметь подобные настроения. К тому же кроме пацифистов и псевцопацифистов существуют преступные элементы, чья жизненная философия сводится к поискам легкой наживы и которые всеми силами пытаются избежать таких неприятных вещей, как массовые игрища на военном плацу.
«Оса» вполне может использовать всех тех, кто равнодушен к звукам боевой трубы и не желает маршировать под дробь барабанов. Даже если нельзя непосредственно обнаружить и использовать этих людей, важен сам факт их существования. Но сначала надо убедиться, что среди населения Джеймека действительно есть недовольные.
К полуночи Моури вернулся в гостиницу, уверенный, что в Пертейне имеется достаточное количество козлов отпущения. В автобусах и барах он перебросился парой фраз с тремя-четырь-мя десятками жителей и подслушал обрывки разговоров еще сотни человек.
Их высказывания казались весьма патриотичными, и ни одно слово нельзя было истолковать как прямое предательство или подрывную деятельность. Сильный, глубоко укоренившийся ужас перед Кайтемпи заставлял недовольных придержать языки; никто не жаждал привлечь к себе внимание этой организации. Но в речах многих можно было уловить легкий, почти незаметный оттенок крамолы. Когда два таких человека вступали в разговор, заговорщицкий вид выдавал их с головой, любой соглядатай распознал бы их в толпе с пятидесяти метров; однако их тон, жесты и полунамеки не представишь трибуналу в качестве состава преступления.