— Возможно, он сумел кое-что рассказать уже после того, как пообщался с Гурдом… Знаешь, потерял голову и…
Скрива прищурился:
— Ты это о чем?
— Ладно, не обращай внимания. Ты забрал сверток под мостом?
— Ага.
— Хочешь еще или уже так разбогател, что гильдеры тебя больше не волнуют?
Глядя на Моури и что-то подсчитывая в уме, Скрива спросил:
— Сколько у тебя денег?
— Хватит, чтобы оплатить твои труды.
— Мне это ни о чем не говорит.
— Не говорит — и не надо, — заверил бандита Моури, — Так что же ты думаешь?
— Мне нравятся деньги…
— Вполне разумно, — согласился Моури.
— Я их просто обожаю… — продолжал Скрива таким тоном, словно рассказывал притчу.
— А кому же не по вкусу гильдеры?
— Ага, кто же их не любит? Вот и Гурд… — Скрива замолчал, потом добавил: — Если кто к ним безразличен — он либо дурак, либо покойник.
— Ближе к делу, — нетерпеливо отозвался Моури, — Хватит ходить вокруг да около, мы не можем торчать здесь весь день.
— Я знаю одного парня, который тоже очень любит деньги.
— Ну и что?
— Он тюремщик, — многозначительно добавил Скрива.
Отодвинувшись к краю сиденья, Моури внимательно посмотрел на него.
— Давай напрямую. Чем он может помочь и сколько это стоит?
— Он говорит, что Гурд и несколько наших старых друзей сидят в одной камере. Их пока не пропустили через мясорубку, но рано или поздно это произойдет. Кайтемпи обычно дает время поразмыслить о будущем… потом легче развязываются языки.
— Обычный метод, — согласился Моури. — Сначала из них сделают психопатов, а потом — калек.
— Да, вонючие соко. — Скрива сморщился и сплюнул в окно. — Когда приходит время, из Кайтемпи приезжают за нужным человеком в тюрьму, показывают ордер и забирают его к себе для допроса. Иногда его привозят обратно через несколько дней… уже инвалидом. А чаще не привозят. Тогда они присылают в тюрьму свидетельство о смерти для отчетности.
— Дальше.
— Этот парень, любитель гильдеров, сообщит мне номер камеры Гурда и обычное время визитов Кайтемпи в тюрьму. Еще он раздобудет экземпляр официального бланка — ордера на выдачу заключенного. — Сделав паузу, Скрива закончил: — Он хочет сто тысяч.
Моури беззвучно присвистнул.
— Думаешь, стоит попытаться вытащить Гурда?
— Ага.
— Я не знал, что ты так его любишь.
— По мне, пусть он сгниет там, — раздраженно сказал Скрива. — Он расплачивается за собственную тупость. С какой стати я должен беспокоиться о нем?
— Ну и пусть сгниет. А мы сэкономим сто тысяч.
— Да, — согласился Скрива, — но…
— Но что?
— Мне не помешала бы его помощь… и там есть еще два подходящих парня. Они бы и тебе пригодились, если найдется работенка. К тому же в тюрьме Гурд заговорит, а он слишком много знает. Лучше его вытащить — пока Кайтемпи не взялась за него. Подумай… и что такое для тебя сто тысяч?
— Слишком большая сумма, чтобы выбрасывать на ветер, — резко ответил Моури. — А к тому же… Где гарантия, что ты не врешь? _
Лицо Скривы потемнело от гнева.
— Так ты мне не веришь, да?
— Нужны доказательства.
— Может быть, организовать тебе экскурсию в тюрьму?
— Очень остроумно. Ты, похоже, забыл, что Гурд сообщит массу интересного о тебе, но не сможет ничего конкретного рассказать обо мне — даже если будет орать до посинения. Вот так, приятель. Я трачу деньги — мои деньги — на решение своих проблем, а не твоих.
— Так тебе на нас с Гурдом наплевать?.. — спросил Скрива все еще угрожающим тоном.
— Я этого не говорил. Я только подчеркнул, что не намерен бросаться деньгами за просто так. Я плачу за результат.
— Что ты имеешь в виду?
— Скажи этому жадному мерзавцу, что мы заплатим ему двадцать тысяч за ордер Кайтемпи. Из рук в руки: нам — бланк, ему — деньги. Остальные восемьдесят тысяч он получит после того, как Гурд и остальные парни будут на свободе.
На угрюмой физиономии Скривы промелькнуло удивление, затем — нечто похожее на благодарность и, наконец, сомнение:
— А если он не согласится?
— Тогда ничего не получит.
— Предположим, он согласится, но не поверит, что я смогу достать остальные деньги? Как мне убедить его?
— Даже не пытайся, — посоветовал Моури. — Для того чтобы подзаработать, ему, как и всякому другому, придется раскинуть мозгами. Если не захочет, останется в нищете.
— Возможно, он предпочтет бедность риску.
— Сомневаюсь. Он ничем особенно не рискует и прекрасно знает об этом. У него есть шанс нагреть нас, но вряд ли он им воспользуется.