Чем дольше правительство будет умалчивать о событиях вчерашнего дня, тем активнее они станут обсуждаться населением, перемешиваясь с невероятными слухами, заставляя задуматься многих. Чем дальше и прочнее молчание, тем более многозначительным начнет оно казаться людям, осведомленным о случившемся. А в военное время самый деморализующий вопрос: «Что же еще они от нас скрывают?»
Сотни граждан зададут его завтра, послезавтра и на следующей неделе; имеющие странную силу слова «Дирак Ангестун Гесепт» подхватят тысячи людей, передавая их из уст в уста, — и все потому, что какова бы ни была реальная мощь этой организации, правительство боится о ней сообщать. Так станет ли простой человек доверять руководству, которое твердит о своей неустрашимости, а само боится рассказать о том, что случилось в столице? Резонный вопрос, не так ли?
Болезнь выглядит более зловещей, когда принимает характер эпидемии и поражает отдаленные районы. Именно поэтому первой вылазкой Моури из его нового убежища стала поездка в Радин, город в двухстах сорока милях на юг от Пертейна. Население — триста тысяч; важный промышленный центр — гидроэлектростанция, добыча бокситов, алюминиевый комбинат.
Моури выехал утренним поездом, переполненным самыми разнообразными типами, согнанными войной со своих насиженных мест: тут были угрюмые рабочие, скучающие солдаты, чванливые мелкие начальники, бесцветные личности неопределенного рода занятий. А прямо напротив Моури сел свиноподобный тип, ходячая карикатура на Министра продовольствия Джеймека.
Поезд тронулся и понесся вперед. Пассажиры входили и выходили на промежуточных остановках. Свиное Рыло, не удостаивая Моури вниманием, с вельможной рассеянностью взирал на мелькавший за окном пейзаж, а вскоре заснул, приоткрыв во сне рот. При этом он стал еще больше походить на борова; для полного сходства оставалось только засунуть ему в пасть лимон.
Когда до Радина оставалось тридцать миль, дверь в соседний вагон со стуком распахнулась и появился полицейский в сопровождении двух плотных субъектов в штатском, Эта троица остановилась около ближайшего пассажира.
— Ваш билет, — потребовал полицейский.
Пассажир протянул кусочек плотного пластика; на лице его появилось испуганное выражение.
Полицейский внимательно с обеих сторон изучил билет и передал его своим спутникам, которые проделали то же самое.
— Удостоверение личности.
Документ был осмотрен столь же тщательно, правда, полицейский проверял его довольно небрежно, но зато оба типа в штатском старались вовсю.
— Ваш пропуск.
Он тоже подвергся тройной проверке и был возвращен вместе с билетом и документами. Пассажир облегченно вздохнул. Полицейский ткнул пальцем в следующего:
— Ваш билет!
Моури, сидевший в другом конце вагона, наблюдал за проверкой с любопытством и смутным чувством тревоги. Однако когда тройка взялась за седьмого пассажира, он встревожился не на шутку.
По неизвестным причинам парочка в штатском разглядывала документы этого человека значительно дольше. Несчастный пассажир начал заметно нервничать. Проверяющие с подозрением уставились на его напряженное лицо. В глазах у них появился хищный блеск.
— Встать! — рявкнул один из них.
Пассажир вскочил и, дрожа, вытянулся перед ними. Хотя вагон не слишком сильно трясло, он шатался. Под присмотром полицейского типы в штатском с профессиональной ловкостью обыскали пассажира. Они вывернули содержимое его карманов, осмотрели и засунули обратно; потом ощупали беднягу с ног до головы, не смущаясь присутствием окружающих.
Один из них, не обнаружив ничего, достойного внимания, выругался сквозь зубы и прикрикнул на пассажира:
— Ну, чего дрожишь?
— Я не очень хорошо себя чувствую, — ответил несчастный слабым голосом.
— Неужели? Что с тобой такое?
— Меня укачивает. Мне всегда плохо в поездах.
— Выдумываешь ерунду! — тип в штатском посмотрел на своего напарника и, потеряв терпение, махнул рукой. — Да садись ты!..
Пассажир, тяжко дыша, опустился на место. От ужаса он весь покрылся фиолетовыми пятнами.
Полицейский задержал на нем взгляд еще на секунду, фыркнул и обратился к номеру восьмому.
— Билет.
До Моури оставалось еще человек десять.
Он не имел ничего против проверки документов — не мешает лишний раз убедиться в их надежности, но обыск! С полицейским наверняка не будет хлопот, зато двое других явно из Кайтемпи; стоило им заглянуть в его карманы — пиши пропало. Пройдет какое-то время, пока на Земле поймут, что его молчание — молчание могилы, и каменноликий Вулф примется обрабатывать очередного простофилю: