— А потом? — шепотом спросил Лимингтон.
— Мы подозреваем, что Падилья что-то нашел — в результате целенаправленного поиска, а может бьггь, и случайно. Но нужно допустить и другую возможность: он попал пальцем в небо, и убрали его только для того, чтобы сбить нас с толку, направить по ложному следу — в Южную Америку.— Грэхем встал, возвышаясь над столом шефа.— И если я не ошибаюсь, это похищение означает две вещи,— сказал он, сопровождая свои слова энергичными жестами.
— Какие же?
— Первое: что существует смертельное для витонов оружие, которое только и ждет, чтобы мы его нашли, если, конечно, у нас хватит на это силенок. Витоны уязвимы! — Он помолчал, потом закончил, тщательно взвешивая каждое слово: — И второе: если они, покопавшись в мозгу Мак-Эндрю, придут к выводу, что у нас хватит разума такое оружие найти и изготовить, то сделают все, чтобы этого не допустить, причем молниеносно. И тут начнется кромешный ад!
— Можно подумать, что он еще не начался! — заметил Лимингтон, сделав широкий жест рукой.— Вы что, можете вообразить что-нибудь более отчаянное, чем та ситуация, в которой мы находимся сейчас?
— Уж лучше известное зло, чем неизвестное,— парировал Грэхем.— Сейчас мы хотя бы знаем, что происходит. А кто знает, что они затевают?
— Если они изобретут еще какие-нибудь козни, Бог свидетель, нам придет конец!
Грэхем промолчал. Он весь ушел в тревожные раздумья. Один человек, ныне покойный, приписал ему экстрасенсорное восприятие. Возможно, дело в нем, а может быть, это было предчувствие, но только он знал, что надвигается новый ад, притом куда более страшный.
Стояла тьма, такая глубокая и зловещая, которая мыслима только в городе, когда-то сиявшем мириадами огней. Кроме мимолетных отблесков гиромобилей, которые, приглушив свет фар, светлячками пролетали по выщербленным каньонам нью-йоркских улиц, ничто не оживляло густого, давящего, непроглядного мрака.
Кое-где мерцали зеленоватым светом ограждения из деревянных столбиков, покрытых светящейся краской, предупреждая водителей об огромных воронках, оставленных взорвавшимися ракетами. Кисловатый запах войны был силен как никогда — запах вздыбленной земли и разрушенных коммуникаций, битого кирпича и перемолотой плоти.
В верхней части города, на Шестой улице, Грэхем увидел маленький красный огонек, раскачивающийся из стороны в сторону, и притормозил. Машина замедлила бег и остановилась; он вышел.
— В чем дело?
Из угольной тьмы выступил молодой офицер.
— Извините, мистер, нужна ваша машина.— Он молча подождал, пока Грэхем предъявит удостоверение, потом сказал: — Ничего не могу поделать, мистер Грэхем, мне приказано реквизировать все машины, следующие мимо.
— Что ж, не буду спорить.— Грэхем вынул из гиромобиля теплое пальто и закутался в него.— Придется пройтись пешком.
— Мне искренне жаль,— проговорил офицер.— В западном районе случилось что-то серьезное, нужны все машины, которые удастся достать.— Он обернулся к двум солдатам в грязно-зеленой форме, еле видным в темноте: — Отгоните машину на станцию.— Когда они отъехали, он нажал на кнопку красного фонарика и подал сигнал очередному проезжающему гиромобилю.
Быстрым шагом Грэхем шел по дороге. Его окружали покосившиеся стены, кое-где укрепленные деревянными подпорками. На другой стороне улицы в мрачном унынии высились страшные развалины некогда оживленных деловых кварталов.
На площади, замыкавшей улицу, обосновалась батарея противовоздушной обороны. Грэхем молча прошел мимо. От безмолвных фигур в железных касках, облепивших длинные, задранные к небу стволы, веяло настороженностью. Они были обречены выполнять свой бесполезный долг. Все их пушки, хитроумные взрыватели ближнего действия, еще более хитроумные приборы управления огнем не могли тягаться с ракетами, намного опережающими скорость звука. Максимум, на что они могли надеяться,— это случайная управляемая бомба или безумный азиат-камикадзе, решившийся на почетное самоубийство. Других вариантов не было.