Птицы вспархивали из придорожных кустов и кружили прямо над головами путников, развлекая их мелодичным пением и заливистыми трелями. Польгара, наклонив голову, так что солнце ярко озарило безупречные черты ее лица, прислушалась.
- Что они говорят? - спросил Дарник. Она слегка улыбнулась.
- Так, болтают, - ответила она своим бархатистым голосом. - Птицы любят поболтать. Они рады, что наступило утро, что светит солнце и что они уже свили себе гнезда, а большинство из них рассказывают про свои яйца и будущих птенчиков. Птицам всегда не терпится рассказать про своих птенчиков.
- И конечно, они рады видеть тебя, правда?
- Надеюсь, что рады.
- Как ты думаешь, ты сможешь как-нибудь научить меня понимать их язык?
Польгара улыбнулась ему в ответ.
- Если хочешь. Но ты знаешь, этим знаниям трудно найти практическое применение.
- Возможно, много чего не вредно было бы знать, чему не найти практического применения, - произнес он совершенно бесстрастным голосом.
- Ах, мой Дарник, - с любовью произнесла она, прижавшись к его плечу, - знаешь, какая ты прелесть?
Эрранд, сидя позади них среди мешков, коробок и инструментов, которые Дарник так тщательно отобрал в Камааре, улыбнулся, почувствовав себя причастным к той глубокой и нежной привязанности, которая связывала их. Эрранд не привык к нежности. Его воспитывал, если можно это так назвать, некий Зедар, человек, в чем-то похожий на Бельгарата. Зедар однажды наткнулся на маленького мальчика, заблудившегося в лабиринте узких улочек какого-то захолустного города, и зачем-то взял его с собой. Мальчика кормили и одевали, но никто с ним не занимался, не учил читать и писать, даже не разговаривал, и единственные слова, с которыми обращался к нему его опекун, были: "У меня для тебя есть поручение, мальчик". Поскольку других слов он не слышал, единственное, что мог сказать ребенок, когда его нашли Дарник и Польгара, было "Эрранд"[1]. А так как они не знали, как его зовут, то это слово и стало его именем.
Взобравшись на гребень холма, путники ненадолго остановились, чтобы дать передохнуть запряженным в фургон лошадям. Удобно устроившись в фургоне, Эрранд любовался красивейшими пейзажами, представшими перед его взором: обширные пространства тщательно разгороженных бледно-зеленых полей, освещенные косыми лучами утреннего солнца, остроконечные шпили башен и красные крыши домов Камаара, изумрудные воды гавани, в которой стояли корабли из полдюжины королевств.
- Тебе не холодно? - спросила его Польгара.
Эрранд покачал головой.
- Нет, - сказал он. - Спасибо. - Слова давались ему уже легче, хотя говорил он все еще редко.
Бельгарат развалился в седле, рассеянно почесывая свою короткую белую бороду. Он прищурил затуманенные глаза, которым, очевидно, больно было глядеть на яркое солнце.
- Мне нравится начинать путешествие, когда светит солнышко, - произнес он. - Это всегда предвещает удачную поездку. - Он скорчил гримасу. - Правда, не знаю, для кого оно светит так ярко.
- Мы себя неважно чувствуем, папочка? - язвительно спросила его Польгара.
Он, обернувшись, сурово поглядел на дочь.
- Ну, давай уж, Пол, выкладывай все, что хочешь сказать. А то ведь ты не успокоишься.
- Ну что ты, папочка! - воскликнула она и широко раскрыла глаза, изображая самое невинное удивление. - Почему ты думаешь, что я собираюсь что-то сказать?
Бельгарат усмехнулся.
- Я уверена, что ты и сам уже готов признать, что вчера хватил лишнего, - продолжала она. - Или тебе надо услышать это от меня?
- Да, я сейчас не в настроении тебя слушать, Польгара, - отрезал он.
- Ах ты, бедняжка, - сказала она с насмешливым сочувствием. - Хочешь, я намешаю тебе чего-нибудь для бодрости?
- Спасибо, не надо, - ответил он. - У меня после твоих снадобий еще неделю во рту стоит привкус. Пусть лучше голова поболит.
- Если лекарство не горчит, значит, оно не действует, - возразила Польгара, откидывая на плечи капюшон. У нее были длинные волосы цвета воронова крыла и лишь над левой бровью сверкал один белоснежный локон. - Я же тебя предупреждала, папа, - безжалостно произнесла она.
- Польгара, - проговорил волшебник дрогнувшим голосом, - может, мы обойдемся без "я же тебя предупреждала"?
- Ты ведь слышал, что я его предупреждала, Дарник? - обратилась Польгара к мужу.
Дарник едва удерживался от смеха, слушая шутливые пререкания отца и дочери.
Старик вздохнул, затем полез за пазуху и достал оттуда флягу. Вытащив зубами пробку, он сделал большой глоток.
- Папочка, - с отвращением произнесла Польгара, - тебе что, мало вчерашнего?
- Мало, если мы не переменим тему. - Он протянул флягу зятю. - Дарник? - предложил он.
- Спасибо, Бельгарат, - ответил тот, - но для меня рановато.
- Пол? - продолжал Бельгарат, предлагая дочери отхлебнуть глоточек.
- Не кривляйся.
- Как хочешь, - пожал плечами Бельгарат и, заткнув флягу пробкой, запихнул ее назад. - Ну что, двинулись? - предложил он. - До Долины Алдура еще очень далеко. - И он легким толчком тронул с места коня.
Не успел фургон спуститься с холма, как Эрранд, обернувшись назад к Камаару, увидел, как из ворот выехал отряд всадников. По-видимому, на многих из них были надеты доспехи из полированной стали. Эрранду пришла было в голову мысль сказать об этом, но он передумал. Он снова откинулся на мешки и поглядел в высокое синее небо с пушистыми барашками облаков. Эрранд любил утро. По утрам день еще полон радостных надежд. Разочарования наступают позже.
Не успели они проехать и мили, как выехавшие из Камаара солдаты нагнали их. Командовал отрядом сендариец, однорукий офицер с хмурым лицом. Когда его воины поравнялись с фургоном, он проскакал вперед.
- Ваша милость, - официально приветствовал он Польгару, слегка поклонившись из седла.
- Генерал Брендиг, - отвечала она, приветствуя его легким кивком, - рано вы сегодня встали.