— Всё может быть. Я должен заняться другими делами. Удачи вам, министр.
— Вам того же, мистер Морден.
Экран погас, оставив Лондо в одиночестве и в ещё более мрачном настроении, чем раньше.
На другом конце линии связи Морден свернул свой личный коммуникатор, созданный с применением технологии, непостижимой для подавляющего большинства землян, и повернулся к своему собеседнику, разговор с которым он был вынужден ненадолго прервать.
— Я прошу у вас прощения, посол, но со мной выходил на связь один из моих... компаньонов, с которым у меня есть кое-какие дела. Я только что узнал нечто, что вам наверняка понравится.
Член Серого Совета Сатаи Деленн умирает. В данный момент она направляется на планету, координаты которой мне известны, и она, совершенно очевидно, скончается там. Я предоставлю вам необходимую информацию в обмен на определённое... одолжение, а вы тогда получите её душу. Что скажете?
Охотник за душами молча кивнул.
Командор Корвин поднялся на ноги, пригибаясь от страшной головной боли. Он был слаб, — так слаб, что еле держался на ногах, но он твёрдо помнил главное правило солдата. Информация — твой союзник.
Камера, в которой он находился, была маленькой, и где в ней находилась дверь, понять было невозможно. Тут вообще всё было совершенно чуждым и непонятным. Но должно же здесь быть что-то важное...
Думай!
Стрейбы что-то сделали с ним, и ему было очень трудно оставаться в сознании.
Думай! Рассуждай! Где ты находишься?
Он рухнул на колени, — так сильно заныли вдруг уши. Протря глаза, он оглянулся как раз в тот момент, когда нарнский меч со свистом опускался на его голову.
В другом месте пилот-лейтенант Ниома Конналли тоже проснулась, чтобы попасть в кошмар. Она находилась в несколько лучшем положении, чем Корвин, но в тот момент она ничего не знала об этом.
Прямо над ухом вдруг раздалось яростное шипение, и она вздрогнула от испуга. Оглядевшись, она заметила неподалёку от себя двух гуманоидов. Один из них выглядел как помесь хиача и бракири, а другой...
Другой чем-то напоминал коренастый, массивный скелет. Конналли никак не могла разглядеть его как следует, потому что его фигура постоянно вибрировала и зловеще мерцала, как будто она виднелась на экране дальней космической связи, когда идёт неуверенный приём, и изображение дрожит и пропадает. На минуту ей показалось, что это какая-то голограмма, но тут существо двинулось, и Ниому накрыла волна удушающего запаха мертвечины. От этого отвратительного зловония её чуть не вырвало. Она решила, что это всё-таки не голограмма. Единственной деталью, видимой вполне отчётливо, был небольшой шарик, светившийся голубым пламенем в его руке. Шарик мерцал и шипел, и Конналли предположила, что это, наверное, своего рода устройство для перевода речи.
Кем бы ни были эти двое, они явно не принадлежали к одной и той же расе, но тогда что же это всё означало? Какое-то совещание союзников? Дипломатическая встреча? Объявление войны? Она вдруг вообразила себе, что это может быть ритуал спаривания, и тихонько хихикнула.
Но зачем тут нужна была она? Ряд достаточно неаппетитных альтернатив промелькнул перед её мысленным взором, но она нашла в себе силы отбросить подобные мысли. Что толку думать о том, чему она не может воспротивиться? Нужно выяснить, кто эти два типа, и чего они хотят от неё. А потом поразмышлять о возможности побега.
Через две минуты она всё поняла.
Какое-то странное устройство вдруг зажужжало, и один из инопланетян, — тот, что выглядел более телесным, — придвинулся к нему и что-то включил. Зажёгся свет и засветился экран терминала связи.
— Приветствую вас, господа послы, — донёсся до Конналли голос, громко и членораздельно произносящий слова. — Я крайне признателен вам за возможность этой беседы.
Голос был монотонным и лишённым эмоций, но было ясно, что говоривший обладал безупречными манерами. Очевидно, это был опытный дипломат.
Но в данный момент всё это не имело никакого значения, и Конналли лишь едва обратила внимание на эти обстоятельства. Её до глубины души потряс единственный факт, — обладатель голоса говорил на системном английском.
Это был землянин.
Глава 4
Может ли быть что-то кошмарнее, чем вдруг обнаружить нечто до боли близкое и знакомое в совершенно чуждом окружении? Такие жуткие открытия служат лишним напоминанием о том, что тобой потеряно, — быть может, уже навсегда. Это ожившая память о прошлом, пожранном неотвратимым настоящим. Это жестокий удар, наносимый реальностью.