2. Второе правило: всякая система перегонов скота вырабатывается в силу потребностей сельскохозяйственной деятельности, которая, будучи не в состоянии полностью принять на себя бремя пастушества и одновременно отказаться от его преимуществ, оказывается вынужденной разделить его, в зависимости от местных возможностей и времени года, с местами выпаса, расположенными в низинах или в горах. Вследствие этого всякий логический анализ должен начинаться с земледелия как перводвигателя. Именно оно заставляет провести грань между пастухами и крестьянами. Первой заботой крупного скотоводческого движения, отправным пунктом которого являются Абруццские горы, а конечной целью — равнина Тавольере в Апулии, было обозначить положение местного крестьянства как в горах, так и на равнине. Мы уже отмечали ведущую роль Севера и постоянно живущих там крестьян в организации перегонов скота в Кастилии. Вспомним о paese habitatissimo*EL на равнине в Вичентино. Более того, разве в Северной Африке, так же как в Турции и Иране, демографический взрыв и сельскохозяйственный подъем не ломают на наших глазах древние пастушеские порядки? То, что происходит сегодня, происходило и вчера.
3. Единственный способ обобщения этих отдельных случаев состоит в том, чтобы нанести все известные нам маршруты перегонов скота на карту Средиземноморья. Эту операцию применительно к нашему времени проделала в 1938 году мадемуазель Элли Мюллер, составив карту, которую мы воспроизводим в упрощенном виде с некоторыми дополнениями319. Применительно к прошлому мы можем представить ее в виде ряда фрагментов. Шириной в полтора десяка метров, скотопрогонные тракты носят в разных местах разные названия: canadas в Кастилии, camis ramaders в Восточных Пиренеях, drayes или drailles в Лангедоке, carraires в Провансе, tratturi в Италии, trazzere в Сицилии, drumul oilor в Румынии. Древние следы и остатки этой дорожной сети образуют довольно ясную географическую картину. На средиземноморском пространстве XVI века сезонные перегоны скота были ограничены рамками Иберийского полуострова, Южной Франции, и Италии. На других полуостровах — на Балканах, в Анатолии, в Северной Африке — их следы тонут в потоках всеобъемлющих кочевых или около-кочевых передвижений. Только часть Средиземноморского региона располагает достаточно развитым земледелием, достаточно многочисленным населением, достаточно активной экономикой, чтобы заключить пастушескую деятельность в свои узкие, тесные рамки.
За пределами этих участков все усложняется, но, как мы увидим, клубок противоречий можно распутать не столько с помощью пространственных характеристик, которым нужно отдать должное, сколько с помощью исторических образов.
Дромадеры и верблюды: нашествия арабов и турок
В самом деле, история — замечательное подспорье для объяснений. На востоке и на юге Средиземноморский регион пережил два нашествия, по сути дела, два ряда следующих друг за другом потрясений, затронувших его вплоть до основания. Это «две зияющие раны», о которых говорит Ксавье де Планьоль: нашествия арабов начиная с VII века и нашествия турок начиная с XI века; отправной точкой последних были «холодные» пустыни Центральной Азии, они сопровождались распространением или усилением распространения верблюдов; первые начинались в «жарких пустынях» Аравии и способствовали экспансии дромадеров, даже были ее причиной320.
Эти два вида вьючных животных отличаются друг от друга, несмотря на явное сходство и частое их смешение. На Западе очень многие ошибались на этот счет, что, впрочем, извинительно: Савари в своем «Коммерческом словаре» (1859 г.) определяет дромадера как «вид верблюда», что совершенно неверно. Итак, это два разных животных: верблюд, родина которого Бактрия, не боится ни холода, ни высоты; дромадер, выходец из Аравии, остается детищем песчаных пустынь и жаркого пояса. Он практически не пригоден к путешествиям по горным дорогам и не выносит низких температур. Уже прохладными ночами в сахарских или аравийских пустынях хозяева заботливо прячут головы дромадеров под полой своих шатров. Гибрид верблюда и дромадера, выведенный в Туркестане около X века, имел лишь местное значение.