И снова слышит он карканье ворон: "Кра-кра!"
Он снова видит, как напротив, на пустыре, появляется
с корзиной на коромысле продавец доуфу — бобового сыра.
Ребятишки кончают игру, они окружают продавца,
хватают маленькие чашечки.
Он спрашивает маму: "Почему мы не едим доуфу?"
Мать отвечает: "Они едят доуфу, а вечером не ужинают"
Ему жалко ребятишек. Разве наешься маленькой чашечкой сыра! Но он очень удивлен — почему почему они не голодны. И все-таки как аппетитно шипит масло на маленькой печурке
этого продавца, и оттуда доносятся запахи, которые призывают его утолить голод!
Темнеет. Он видит пятерых плотников; в старой потрепапной
одежде, с топорами и пилами за спиной, они
идут, покуривая. Самого старшего он знает: его зовут
Старый дядя. На нем самая рваная одежда, а в руке
полбутылки вина.
Он смотрит и смотрит па старую разрушенную башню,
но ее уже не видно; а на пустыре не видать продавца
доуфу, он ушел. Тогда, как обычно, он смотрит в конец
улицы. Оттуда появляются четыре солдата, одетые в
одинаковые куртки; двое с дубинками, двое с фонарями.
Сзади на лошади — офицер в очках.
Мальчишки на пустыре, заметив издали солдат, пускаются
наутек с криком: "Ночь пришла!"
Недалеко, в самом начале улицы, лежит черная собака,
она вскакивает, бросается к ногам офицерской лошади,
лает.
Он тоже говорит: "Ночь пришла, ночь пришла! Отец еще
не вернулся, а мне надо идти домой!" Едва он хочет закрыть
за собой дверь, как вдруг замечает какую-то женщину;
в руках у нее несколько рыбин — она проходит
мимо. Он закрывает за собой дверь и почти в полной темноте,
на ощупь, двигается вперед. "Чья же это тетушка?" —
задумывается он.
Источник: "В поисках звезды заветной", 1988
Коричные деревья ("Я ночью проснулся от шума и рева...")
Я ночью проснулся от шума и рева:
Гроза бушевала, пророча беду;
В саду беззащитном остались деревья,
Деревья в цветах в беззащитном саду.
Уже распустились цветы золотые
Наградою мне за былые труды.
Но мог ли спасти от стихии цветы я,
Деревья спасти от великой беды?
Я рано поднялся в тоске и печали.
Деревья в потоках холодной воды
Вслед ветру, скорбя, головами качали,
Увидев ночного разбоя следы.
Вода была черной, вода была шумной,
Она прибывала, всех с места согнав.
И плыли цветы золотые бездумно
К веселым воронкам у сточных канав.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Между ними лишь слой бумаги ("Пляшет огонь в печи, в комнате благодать..")
Пляшет огонь в печи,
В комнате благодать;
Велит господин отворить окно,
За фруктами посылает слугу.
"На дворе, — говорит, — прошли холода.
А печь накалили — дышать не могу".
На улице нищий лежит на земле,
Холодной как льдина;
Он стиснул зубы,
Он проклинает северный ветер злой.
А всего-то
Между нищим и господином
Бумаги оконной
Тоненький слой!
Источник: "Поэзия и проза Китая XX века", 2002
Муза поэзии ("Поэтом жизни стать хочу...")
— Поэтом жизни стать хочу.
Но как, о Муза?
— Промолчу.
Чем пишешь ты свои стихи?
— Слезами их пишу и кровью.
— Скажи, на чем ты пишешь их,
Стихи, рожденные любовью?
— Пишу на лепестках цветов.
— Но лепестки давно опали.
— Пишу на кромке облаков.
— Но облака вдали пропали.
— Пишу на серебре луны.
— Луна исчезла с вышины
Под злое карканье ворон —
И вот уж тьма со всех сторон.
— Я на воде пишу тогда.
— Но убежала и вода.
— На жемчугах — слезинках я
Пишу, волненье не тая.
На алых шариках пишу,—
Им нет числа в крови моей...
— Ты молодчина, ей-же-ей!
Поэзии раскрыта дверь,
Войди в нее, в нее поверь,
А смерть придет, померкнет свет,—
Ты мир покинешь как поэт.
Источник: "Сорок поэтов", 1978
Осенние листья ("Осенний ветер сдул последний лист...")
Осенний ветер сдул последний лист.
И на земле, вдали от веток,
Решили листья
Напоследок,
Как в дни весны,
Прошелестеть,
А завтра — завтра умереть.
Лишь миг до вечного забвенья.
И пусть!
Воспряньте на мгновенье!
Звучите, листья!
Это не беда,
Что вы
Потом
Уйдете навсегда.