Но когда его и Зака вызвали посреди ночи по сбивчивому донесению, которое поступило от подвыпившего нищего - легко было немного напугаться.
В этой части Ямы было темно. Здесь всегда было темно, будь то день или ночь, но сейчас там, казалось, было темнее обычного. В "старые добрые деньки" коррупции, шоколада и азартных игр они бы никогда сюда не пришли. После того как они слегка встряхнулись и стали хоть что-то делать, после смерти и возрождения Благословенной Деленн (даже такой полный атеист, как Джек, чувствовал бегущий по позвоночнику холодок, глядя на её храм) - они стали несколько усердней. Не то чтобы в этой области Ямы было что делать. Несколько нищих, самые последние среди последних, те, кому действительно было некуда идти, сумасшедшие, совершенно неспособные работать...
Неудивительно, что никто из них не любил соваться в этот район. Как правило их заставлял сам Декстер, увещеваниями насчёт того, чтобы держаться вместе, общих нужд, обновления и тому подобного. Не будь его рядом, всё легко могло бы пойти по-старому.
- Здесь? - спросил Зак, оглядываясь по сторонам.
Джек шагнул вперёд и запах обрушился на него. Он отшатнулся, едва не закашлявшись. Тут воняло сразу всей мерзостью, что он мог себе представить - рвотой, дерьмом и полусырым мясом. Он закашлялся, сплюнул и отчаянно замахал перед лицом рукой.
- О да. - проговорил Зак, крепко зажимая нос. - Фамефафельное мефтефко.
Они вдвоём прошли дальше по тёмной улочке. По обе её стороны стояли склады, строения которые не использовались даже в лучшие из времён. Они были слишком малы, слишком далеко от всего подходящего или слишком скверно построены.
Запах становился всё хуже с каждым сделанным ими шагом, а воздух вместе с этим становился всё плотнее и жарче. В своё время им обоим довелось повидать места преступлений, некоторые из них были весьма мерзкими, но ещё ничто и никогда не вызывало такого ощущения: сочетание вони, привкуса на языке и... чувства.
А в конце улочки свет их фонарей высветил это, разбросанное по земле.
Раньше это, должно быть, было человеческим телом, но теперь это было просто кучей частей. Джеку было трудно поверить, что тело здесь только одно. Тут было достаточно... ошмётков... на пару десятков. Он вздрогнул когда увидел то, что, похоже, было сердцем. Он надеялся что это не так, потому что сердцу, вырванному из груди, не полагается так биться...
- Господи боже. - пробормотал Зак, отпуская нос. Это ничего не изменило. Они могли бы скинуть сюда двадцатикилотонную серную бомбу и так и не избавиться от вони.
- Господи, мать твою, боже!
У Джека было несколько личных излюбленных ругательств, но он не мог выдавить ни одного. Он не смел открыть рта из страха, что что-то может попасть ему в глотку. Или что его вырвет.
- Что за тварь могла...?
Зак осёкся и наклонил голову, словно прислушиваясь.
- Ты это слышишь?
- Слышу что? - переспросил Джек. Он не мог услышать ничего, кроме его собственного колотящегося сердца. Оно звучало как-то отстранённо, и ему казалось что оно в любой миг может выскочить у него из груди.
- Этот звук. Звучит, словно...
Он вскинул голову и Джек последовал его примеру, повинуясь всемирному закону: никто не может увидеть кого-то, смотрящего вверх и удержаться от желания взглянуть на то, что же он там высматривает.
Они могли увидеть это даже сквозь потолок Купола.
Медленно, очень медленно в небе начинало биться сердце.
Всё стало огнём и кровью. Крики умирающих наполняли воздух. Валялись изуродованные и растерзанные тела.
Парлэйн шёл среди них, со смертью во взгляде. Его мундир был порван, а тело покрыто порезами, царапинами и рубцами. Денн'бок был в крови, и том что служило кровью Изначальным.
Случилось затишье, и оно было долгим. Он и Рикайджи начали думать что всё закончилось. Они даже мечтали, что им удастся выжить.
Затем, по их счёту - три дня назад, всё началось заново. Хуже чем прежде. Более жестоко и безумно. Те кто мог бежать - бежали, но и тогда безумие следовало за ними. Корабль Тамиакинов разрушил сам себя возле самой станции, когда того, кто был внутри, настигло безумие. Он сомневался в том, что на Голгофе остался кто-то, кого не коснулось безумие.
Нет, здесь всё же были такие.
Если точно, их было трое.
Он сам.
Примарх.
И творец всего этого.
Он направлялся к покоям ворлонского посла с решимостью и бесстрашием живого мертвеца. Он узнал смерть, он узнал боль и он узнал страх. Он считал, что в конце концов безумие коснулось и его, хоть и в меньшей степени.
Он хотел убить двоих и только двоих, Бесцельная резня не для него. Нет, ему нужен точный и холодный расчёт единственной схватки.