— На Проксиме есть очень много ни в чём неповинных людей, — ледяным голосом сказал Шеридан. — Людей, которые не были затронуты... которые всё ещё продолжают верить в идеалы. Мы не можем оставить их без защиты.
— Я не намерен никого оставлять без защиты, капитан. Мы вернём "Вавилон" на Проксиму, — его отведут туда мои люди. Будучи на последнем рубеже обороны, вряд ли он сможет сделать многое, но это лучше, чем ничего. Для вас же, капитан, у нас есть в запасе гораздо лучший корабль. Он называется "Парменион". Это самый новый, скоростной и оснащённый корабль из тех, которыми мы располагаем в данный момент. Капитану Бен Зайну было предоставлено право выбирать первым, но он довольно-таки сильно привязан к своему "Озимандиасу", и оставил "Парменион" вам и командору Корвину. Мистер Гарибальди проводит вас на корабль и познакомит вас с майором Кранцем, который теперь будет вторым помощником командира.
— Как вы поступите с Деленн? — спросил Шеридан.
Он почувствовал её взгляд и протянул руку, мягко коснувшись её ладони. Он взял её за руку, и она крепко сжала его пальцы.
— Она является для нас ценным ресурсом, капитан, но я не намереваюсь обращаться с ней так же плохо, как Правительство Сопротивления. По своему желанию она может либо жить вместе с вами на "Парменионе", либо остаться здесь. Если мне удастся установить какую-либо связь с минбарцами, она сможет занять неофициальный пост посла.
Тем не менее, я попрошу вас разрешить начальнику моей Медицинской Службы провести обследование, чтобы мы смогли понять, к чему же привела ваша трансформация.
— Доктор Кайл на борту "Вавилона" уже проводил обследование.
— И я полагаю, что он сможет поделиться информацией с доктором Хоббс, которая работает у нас. Сатаи Деленн, я надеюсь, вы согласны с этим условием?
А что если она не согласна? — мрачно подумал Шеридан, но, как оказалось, повода для беспокойства не было.
— Я буду рада помочь вам доступным мне способом, — сказала она.
Она ещё крепче стиснула его ладонь.
— Хорошо. Ну что ж, благодарю вас, капитан, и вас, командор. На этом, пожалуй, закончим. Ах да, ещё одно. Как я понимаю, у вас на Проксиме сложилась репутация... как бы это получше сказать... "горячей головы". Я понимаю, что вы очень опытный стратег и тактик, и я предоставляю вам право выполнять мои приказы тем способом, который вам представляется наилучшим, но позвольте мне прямо заявить вам следующее.
Вы будете следовать моим приказам, капитан. Вы не будете отклоняться от них и не станете отказываться от их выполнения. Будущее целой галактики может измениться под влиянием событий нескольких следующих лет, и я никому не позволю поставить под угрозу это будущее. Проявите своеволие, — и, смею вас заверить, пожалеете об этом. Никогда не забывайте, кто я такой и на что я способен.
Всего хорошего, капитан. Вам также, командор. Приятно было встретиться, Сатаи.
Мистер Уэллс знал Литу Александер уже несколько лет. Он привык рассматривать её как удобное подручное средство, хотя она не всегда ответственно подходила к своим способностям. Он знал, что она компетентна, профессиональна и хорошо умеет использовать свою силу.
Теперь же к ней лучше подходили такие определения, как "избитая", "окровавленная", "дрожащая" и "напуганная", и Уэллс считал, что она вполне заслужила такое. Боггс, конечно, слегка перестарался, но он только что потерял одного из лучших друзей, так что Уэллс прощал ему некоторую понятную несдержанность. И, кроме того, Уэллс был согласен, что после содеянного Литой к ней не стоило проявлять милосердие.
— Я крайне разочарован, — проговорил он, садясь.
Она поглядела на него. Её левого глаза не было видно из-под громадного синяка.
— Крайне разочарован. У меня к вам лишь один вопрос. Почему?
Она пошевельнулась и тихонько охнула.
— Где... Маркус?
— Наркотики, подавляющие телепатическую активность, сейчас как раз должны действовать в полную силу, — сухо проговорил Уэллс. — Сам я не телепат, но я изучал детали использования и результаты применения этих препаратов. Способности телепата составляют весь смысл его существования. Они делают вас особенными, отличными от других, важными. Отнять у вас ваш дар, — и вы перестанете отличаться от всех прочих. Это вызывает серьёзную психологическую травму. Как если бы художника лишили рук, оглушили музыканта или покалечили солдата. Это отнимает у вас не просто возможность заниматься вашим делом, но вас самих, — то, что делает вас особенными, уникальными.