– Слышу, земля гудит. Вспомни, она так же гудела у того села на распутье, – хмуро отозвался напарник.
– Да нет. Вслушайся!
– Слушаю, точно земля гудит. Неудивительно, что здешние демоны давно сбежали на Юг. Чтоб этот Север с его вечной тряской дюжи затопили!
– Ладно, схожу-ка проверю.
Со вздохом уставшего южанина, которому опротивел Север, да так опротивел, что сил больше нет его терпеть, Луан стал взбираться и спускаться по низким холмам. Он шел среди морозного тумана, размышляя, что в Ноэле-то еще должно быть тепло. Вскоре он замер, вслушался: из-за кряжа доносился не отдаленный гул, а отчетливый конский топот.
Атакуют. Их атакуют!
Луан помчался обратно к лагерю.
Позади него все сильнее сотрясалась земля, а мерзлый воздух наполнился звонким ржанием. Когда караульный уже подбегал к возведенному из подвод ограждению, из снежного тумана за его спиной выросла огромная тень. Оглянувшись, Луан увидел, как она обернулась всадником в желтом табарде. Сверкнуло острие копья. Луана насадили на ясеневое древко и, вопящего, протащили еще с десяток васо в воздухе, пока копье не обломилось. Из тумана просачивались и другие всадники, напоминающие скорее гримов. Они явились молча, без каких-либо возгласов, за кого же они сражаются. В руках у них развевались бело-желтые знамена с гарпией о трех лентах – знамена барона Бофровского.
Небольшое бофраитское войско напало на бивуак. Ноэльцев сразу отрезали от коновязи, где находились все лошади. Там же сшибли и затоптали пару караульных. Среди прислуги поднялась паника. Истошно заверещали служанки. Многие кинулись кто куда, не разбирая дороги. Поначалу бивуак стал местом не сражения, а резни. Чуть погодя с ноэльцев все же спало оцепенение, и кто мог похватал оружие, чтобы дать отпор. Недолгое замешательство развеялось, когда все поняли, что нападавших примерно столько же, но они люди. Те, кого не затоптали быстрым набегом, кто не пал от пронзающего копья, кто не растерялся, собрались в сердце лагеря у самого большого голубого шатра. Там они выстроились плотной непоколебимой стеной, чтобы защитить находящуюся внутри Мариэльд де Лилле Адан. Наступательный порыв иссяк, атака захлебнулась среди палаток, мешков с зерном, костров, выстроенных из повозок ограждений. Лагерь был обустроен тесно, на больших широкогрудых конях не протолкнуться, поэтому бофраитцы спешились и двинулись дальше пешком.
Их вел за собой предводитель, укрывший доспехи за желтым табардом.
Около шатра два малых войска неистово столкнулись. То был бой не на жизнь, а на смерть. Люди и вампиры. Бофраитцы наседали копьями, выставив их вперед, а ноэльцы отбивались. В какой-то миг ноэльцы сами решили перейти в наступление, пытаясь сыграть на страхе людей перед собой. Но страха они не обнаружили. Бофраитцы двигались на них зло, яростно и скоро. Вскоре, видя, что их продолжают давить, невзирая на потери, вампиры дрогнули и попытались атаковать предводителя нападавших. Трое навалились на него, но он даже не порывался отступить и с яростным криком, сверкая синими глазами, кидался в самую гущу. Он был сердцем атаки. На его щит с замазанным грязью гербом обрушились удары. Щит тут же не выдержал – треснул, осыпал щепками. Но предводителя это не поколебало даже на миг, и он продолжал продавливать стену, выросшую перед расписным шатром графини, кидался на нее, как обезумевший демон.
Ноэльцы были быстры, но предводитель – быстрее. Они были неутомимы в бою, но он – неутомимее. Они кололи его, били, но он словно не чувствовал боли, и каждый, посмевший занести над ним клинок, падал замертво.
Тогда уже сами ноэльцы поддались страху. Они поняли, что на них напали не из-за желания наживы, а из лютой злобы. На них напали как на злейших врагов! Под таким натиском и выучкой все вампиры побросали все: и расписной шатер, где укрылась графиня, и саму графиню, а также весь скарб и сундуки. Они бежали куда глаза глядят, спасая собственные жизни, которые они всегда ценили больше любого золота и драгоценностей. Между тем в самом шатре Мариэльд де Лилле Адан окружили слуги, которые то испуганно хватались за дорогие вещи, будто желая спасти их, то рассеянно оглядывались, то в каком-то оцепенении прислушивались к звукам боя снаружи.
– Тео, тео! – молила слезно айорка Ада. – Нужно бежать!
– В этом нет никакого смысла, – отвечала спокойно графиня.
– Мы выведем вас! Тео, пойдемте!
– Лагерь окружен. Никто отсюда не уйдет живым.
– Тео… молю…
Однако графиня не ответила.
Тогда Ада закрыла глаза руками, не желая воспринимать все происходящее. Ведь они ехали в Ноэль, куда она стремилась всем сердцем, как мать и жена, желая увидеть двух своих детей и оплакать умершего мужа Кьенса. Но сейчас за шатром раздавались крики. Отвратительно бряцало железо. Пахло кровью. Ада всегда любила этот запах, сладостный, тягучий, названный на Юге «красным золотом». Однако здесь, в лагере, кровь пахла иначе. Она пахла смертью, и то была смерть ноэльских солдат. Что с ними сделают? Убьют? Но как они вообще посмели напасть на них?