– Хватит с Ямесом болтать, Жак! – прикрикнул на него Лука, делая серьезное лицо. – Забыл, что было приказано? Чтобы завтра быстро костер развели да позавтракали. Далеко не отходи. Живо! Туда и обратно стрелой! Вокруг лагеря! Понял?
– Да понял, понял… – насупился паж.
– Ничего ты не понял, Жак-Жучок! А ну брысь!
И все, посмеиваясь, поглядели, как маленький паж шмыгнул в темные дебри леса и исчез в них. Сами же гвардейцы, разомлев от горячего питья, принялись беседовать. Говорили, как всякие мужчины, прежде всего об оружии, женщинах и лошадях.
– Лучше Казбара никого не видал! – приговаривал один гвардеец и глядел на вороного графского коня. От своего имени конь запрядал ушами.
– Соглашусь, но… – тянул Лука, прищурив карие глаза.
– Но что?
– Нет, и Казбар безупречен… Воистину графский конь, достойный шелковой попоны и украшенной изумрудами уздечки. А сам каков, силен, летуч, будто стелется брюхом по земле! Но не в обиду нашему отцу-защитнику, душу мне греет воспоминание совсем о другом коне.
– О Тарантоне? – догадался один из конников.
– О нем самом! – глаза Луки засияли, как у мальчишки, и после недолгого молчания он продолжил: – Самый лучший, верный и сильный конь из всех, кого я когда-либо видел! Я тогда мало в них разбирался, мальцом еще был, но стоило мне впервые увидеть отцовского Тарантона, сразу понял, что этот конь дороже жены и детей! Во всем он отца слушался. Будто понимал, что говорят. А старик любил его, как не любил нас, и, думается мне, будь у него выбор – выбрал бы Тарантона. Кажется, в году, когда были сильные дожди, которые затопили Алмас… Какой же год? 2133-й, кажись. Тогда он вместе с господином Тастемара поехал унимать бунт оголодавших мужиков. А когда все остались в деревне, отец с тремя конными направился в соседнюю разузнать, куда пропал зачинщик. Там их на дороге и поджидал этот самый зачинщик с кучей злых подельников. Окружили, коней похватали под узду! Других конников стащили, закололи и принялись, сволочи, грабить. Отец уже с жизнью распрощался, думал, скинут и его, между доспехами щели найдут, забьют. Тарантона поначалу хотели целым взять, ведь хороший конь больших денег стоит. Но Тарантон как взбесился. Кусался, лягался! Тогда уже его колоть начали, вилами пыряют, а он не дается, будто понимает, что если его возьмут, то и до всадника доберутся. И вынес он моего старика из толпы, облитый кровью. Но вынес. С того дня и хромать начал. Однако отец его не бросил и до конца жизни кормил, поил, ходил к нему, как к другу, чтобы душу отвести. И меня с собой брал, рассказывал истории чудные про кельпи и какого-то Уильяма. Дескать, говорил, Тарантон – конь не простой, а зачарованный! Потому и умный такой, и послушный. А когда Тарантон умер, то плакал над ним, как дитя малое. С той поры и подсдал он, конечно, здоровьем стал хворать…
– Но нынешнего ведь тоже звать Тарантоном, – заметил второй конник.
Все поглядели на молодого рыжего коня, который ранее принадлежал рыцарю.
– Да не тот это… Не тот Тарантон! – махнул рукой капитан. – Тот особенным был, может, и вправду зачарованным. Уж так жарко мой старик рассказывал о годах своей молодости. Если там есть хоть толика правды, то и я бы такого коня любил всей душой, пуще, чем семью свою! Какая баба сравнится с таким конем? Предложили бы мне принцессу, я бы и ее не взял! – И он повернулся к графу, который внимательно слушал с улыбкой на губах. – Милорд, так ли это? Правду ли мой старик говорил про околдованность?
– Все так, – тепло улыбнулся Филипп. Рассказ всколыхнул в нем воспоминания о чудном рыбаке и его кельпи. Это было тридцать пять лет назад.
– И водная демоница была? По-настоящему?
– И она была…
Больше Филипп ничего не сказал. Сейчас его внимание отвлек углубившийся в лес паж, шаги которого он слышал. К этому шуму добавился другой, странный, будто легкий звон осыпавшегося стекла.
– Жак! – позвал граф. И, привстав, повторил еще громче: – Жак!
Между тем Жак уже отдалился от благодатного света костра, льющегося сквозь корявые ветви. Тих был лес, черен. В руках у пажа лежала большая охапка валежника, да такая, что он не разбирал перед собой дороги. То и дело спотыкался. Услышав окрик, он засобирался назад и уже направился к костру, когда ему вдруг почудилось, будто в лесу что-то ненадолго засияло, затем тоненько так зазвенело. Он повернул голову и заметил, что подле толстой ели, за которой что-то вспыхнуло, кто-то стоит. Гвардеец? Попыхтев и повернувшись боком, Жак и вправду увидел человеческий силуэт, только одетый в пастушьи одежды. Человек подходил все ближе. Жак всмотрелся и узнал в нем одного из сыновей Ашира, а потому молчал и улыбался. Только чуть погодя он понял, что между Астернотовскими горами и местом их ночлега сотни миль…