– О чем же? – глава поглаживал подлокотники.
– Дело в том, что вашими усилиями, когда вы оторвали меня от моих дел, бессмертный паразит внутри Генри… Как бы выразиться… С ним не получилось, – снова ухмыльнулся аристократ. – Его дни сочтены. Спустя пять, десять, может быть, двадцать лет с большой вероятностью он окончательно умрет.
– Почему же? – Летэ впервые взглянул на гостя.
– Вас это не касается, но, помимо Генри, я хотел бы оставить у себя Юлиана. Конечно, я могу отдать их вам. Только один из них почти мертвец, а второй больше похож на южанина, чем на северянина, к тому же бывший человек, из-за чего многие из совета в свое время проголосовали против.
– К чему все это сказано? – нахмурился Летэ.
– Я просто хочу предложить кое-что другое. Я все-таки осведомился насчет Теух. Их действительно почти не осталось. Но в далеких южных горах, там, куда не дотягиваются ваши соглядатаи, где почти нет письменности, уже долгие века прячется бывший воевода Теух. Его имя Баммон. Ему служат несколько потомков тех, кто бежал вместе с ним. Как насчет того, чтобы вместо Генри и Юлиана, бесполезных для клана, доставить сюда шестерых южных паразитов, в числе которых будут Баммон, его нареченный сын и последователи? – глаза аристократа сверкнули.
Оплывшее лицо Летэ тут же вспыхнуло гневом: он вспомнил былые войны, в которых Баммон из клана Теух иссушил многих соратников Летэ. Долго он молчал. Взгляд его был хмур, тяжел, а толстые белые пальцы крутили рубиновый браслет, выдавая внутреннее колебание. С каждой минутой губы аристократа все шире и шире растягивались в улыбке победителя, будто и не могло быть иначе, будто он знал, что почти любого можно купить, сыграв на слабостях.
Шесть бессмертных?
Или десять и в том числе один злейший враг?
Летэ молчал, застыв статуей. Горрон де Донталь в соседней комнате все слышал и тоже хмурился, а взгляд его был чрезвычайно серьезен, каким никогда не бывал при посторонних. Аристократ продолжал улыбаться, сжав тонкие губы, и хитро поглядывал из-под шляпы с желтым пером, которую в этот раз даже не удосужился снять.
– Десять даров… К Саммамовке… – наконец глухо сказал Летэ.
Переговоры продолжились, но обсуждали уже сам процесс передачи наделенных бессмертием тел и карты, чтобы под конец обменяться обещаниями придерживаться данного соглашения. Соглашение подразумевало и заключение мира, если обмен пройдет успешно.
Когда солнце стало клониться к закату, гость сухо попрощался и покинул зал бодрым шагом. Вслед за ним, колыхаясь под мантией, неторопливо вышел и сам Летэ. Увидев укрывшегося в тени герцога, который прислонился к стене от усталости, он задержал на нем свой ледяной взор: оба понимали, что граф Тастемара с заключенным соглашением будет не согласен.
После отбытия гостя в дверь графа постучали. Вошел слуга, который известил, что хозяин замка требует его к себе. Поднявшись, Филипп последовал за молчаливым вампиром. Блеклый свет едва лился сквозь высокие, но узкие коридорные окна, но не оседал вниз. Там колыхалась тьма, по которой графа и вели в другое крыло. В дверях покоев он столкнулся с еще одним слугой, выносящим на руках иссушенный труп. Голова юной девушки была запрокинута; рубаху ее жадно разорвали выше живота, оголив вместе с лебединой шеей и белоснежную грудь. В глубине темной комнаты, где не лежало ни единого ковра и все было холодным и пустым, как склеп, сидел на постели Летэ. Он вытирал полными пальцами свои мясистые губы, доводя их до обычной мертвой белизны.
В углу, в кресле, сидела, сложив руки на коленях, Асска. Она не шевелилась и даже будто не дышала, лишь едва повернула голову, когда гость вошел. Этой бледностью и неподвижностью она походила на саму комнату и своего супруга. Красота ее оживала красками лишь среди роз и под лучами солнца, да и то ненадолго.
Филипп поклонился им обоим.
– Вы звали, – сказал он.
Вместо того чтобы подойти к своему вассалу, Летэ двинулся к Асске. Его грузное тело колыхалось под мантией. Подойдя, он покровительственным жестом вытер толстым пальцем губы Асски, где еще виднелись следы крови. Затем взял ее черный локон, лежащий у тонкой шейки, прокатил его между пальцами и, не отрывая от него взора, произнес:
– Они согласились – у них нет выбора. На этом твоя роль стража карты заканчивается. Ты сделал достаточно.
– Сир’ес, – заметил граф. – Я до совета и на самом совете был назначен вами хранителем карты до обмена.
– Обмен скоро случится… Очень скоро…
Волоча за собой черное длинное одеяние, Летэ прошел от своей дочери обратно до постели и замер напротив Филиппа, уставив на него свой взор. Глаза его, серо-синие, казались пустыми, будто высеченными из камня рукой скульптора.