Этот взгляд притягивает меня, сдирает все мое хладнокровие, разбивая его в дребезги, и мне не хватает сил, чтобы разорвать нить, которая притягивает меня к этому взгляду. Еще чуть-чуть, еще немного и я это сделаю. Протяну руку к неподвижному телу под гул собравшейся толпы и вырву еще одно сердце. Оборву жизнь еще одному больному существу и уйду. Да уйду и даже не спрошу, какого хрена этот уебок здесь делает.
Все так и происходит и я, скидывая с рук специально выточенные когти, а так же безвозмездно испорченную футболку иду через толпу, в которой практически каждый хочет пожать мне руку, не обращая на это, ни какого внимания, протискиваюсь сквозь них. И пьяной походкой тащусь к выходу из черных стен окружающих мощный замок, вросший в скалы.
- Что так и свалишь не поздоровавшись? – Слышу за спиной и еле сдерживаю заплетающиеся ноги от того чтобы запнуться.
- А с какого хуя мне здороваться с тобой? – Это не злость, нет, не она заставляет меня в ответ жалить. Это ебучий страх позорно маскируется за ядом. Я дерьмо.
Поворачиваюсь и прямым взглядом впиваюсь в голубой неон, твердо отвечаю на взгляд, затыкая внутри себя скулящего пса.
- Или ты подумал, что подставив свою задницу, станешь мне другом? – Заткнись, прошу, заткнись, но псина только сильней начинает скулить, прося пощады, которой не дождется.
- То есть это я тебе ее подставил? – Глухой рокот сотрясает меня, отчего мои губы натягиваются в попытке изобразить, что-то похожее на оскал или же ебучую самодовольную улыбку. И мне блядь больно от их этих движений, словно против воли кто-то втыкает в их края крюки и растягивает.
- Ну, ты же не станешь отрицать, что этого хотел. Нет смысла пиздеть, хотя бы самому себе. – И я отворачиваюсь от обжигающего все мои внутренности взгляда, прячу резь в сухих глазах и не успеваю сделать и пары шагов, как меня откидывает к черному холодному бетону каменной стены, а мои губы обжигает горячее прикосновение.
Прикосновение чужих губ, впивающихся в мой рот, вылизывая его шершавым языком, убивая во мне все мысли о сопротивлении. Разлагая последние остатки ума. Я глубоко вздыхаю носом и делаю последние шаги в пропасть, я отвечаю на это ебучие прикосновение, загораюсь от него, посылая нахуй, все, что будет дальше и наслаждаюсь бесцеремонным языком, хозяйничающим в моем рту воющим с моим, за право быть доминантом. Быть мужиком, пока кислород в моей груди окончательно не израсходован, а после отрываюсь от этих губ и задыхаясь пытаюсь привести себя в чувство.
- Это тебе козлина, чтобы напомнить, что не один я хотел тебя. – Зло, задыхаясь, проговаривает Олег где-то выше моей склоненной фигуры в поисках желанного кислорода. Резко отталкивается от меня и уходит во тьму, где предположительно расположены ворота.
И он прав что я козлина, только вот эта козлина нихуя не забыл того как сам стал инициатором вечерней ебли. Сам и отрицать это глупо, как глупо и пытаться заглушить внутри себя демонов. Сейчас, еще немного шагов по темной дороге, за пределы территорий к машине и все. Устало откинусь на сиденье, дождусь отца и свалю к чертям собачим от сюда, из страны и забуду все как страшный сон.
Да именно так, все забудется, вернусь к привычной жизни, к привычному холоднокровию, а остальное пусть валит лесом. Пусть валит и долбанное осознание того, что отвечал на поцелуй мужика, что тащился от него, пусть валит к чертям глухая боль в сердце.
- Сука. – Удар кулаком по приборной панели и пару раз затылком по подголовнику и я замираю, усмиряя злость.
- И что это было? – Отец с тихим щелчком закрыл водительскую дверь. Интересно о чем он именно? о приступе бешенства или же… Всевышний даже думать об этом не хочу.
- А на что это похоже? – И голос как можно тверже. Не показать всю херню срывающую крышу. Вдруг прокатит.
- На «вылизывание» другого мужика? – Интонация голоса мне мало о чем говорит, потому как, зная этого мужика такой интонацией, он может проинформировать вас о скором конце вашего жизненного пути, или на полном серьезе признаться в любви матери. Да и сам вопрос… сука. Опять захотелось что-нибудь сломать.
- Нет, в принципе я могу сделать предположение о том, что он сам накинулся, а ты праведно возмущенный отбивался, но мы же оба в курсе, что это ложь… - Да именно, ложь, но признаться тяжело. Очень.
- Ложь, и вчера отбивался он, и… все зашло намного дальше… «вылизываний». – Я прикрыл глаза. Мне кажется, даже они сейчас горели красным оскорбительным огнем унижения.
- Даже так? – Я горько усмехнулся. Разочаровывать близких не приятно, но и скрывать свое падение мерзко.
- Да. Вот такое я дерьмо. – Опять неуместный смешок, мне кажется это прямое доказательство медленно отъезжающей крыши. Первые признаки наступающего психоза.
- И осознать насколько я низко пал, охуенно здоровски. – Опять смешок, так не сочетающийся с горечью пропитавшей каждое карябающее слово, выходящее из горла.
В ответ от Женьки только тишина и полное безразличие в холодных глазах, следящих за разделительной полосой, пропадающей под железным брюхом машины. Я не выдерживаю этой тишины, которая сантиметр за сантиметром вытягивает из меня жилы. Мне кажется, еще немного и мое тело провиснет на этих жилах, распятое и принесенное в жертву этой напряженной тишине.
- Осуждаешь? – Я смотрю на него, прямой взгляд кидающий вызов, которого нет в моей душе. Я просто хочу услышать приговор. Услышать слова, в которых мне отведут границы дозволенного. Отрекутся от меня, скажут, о том, что мне больше не стоит называть его отцом. Забыть о его существовании в моей жизни.
- А мне стоит это делать? – Злость, неуверенно сотрясающая внутри меня каждый орган, получает еще один толчок от безразличного тона, бьюсь головой. Он видит это, и часть его губы приподнимается, обозначая ухмылку. Дерзкую, спрашивающую «Ты сейчас, правда, хочешь кинуть мне вызов? Хочешь драки?». Да блядь хочу. Именно этого я и хочу. Хочу, чтобы кто-нибудь набил мне рожу. Вправил чертовы мозги на место.
- Саш, я никогда не забуду того, что ты позволил матери самой решать общаться со мной или же нет. Не забуду, что принял наш брак и не втыкал палки в колеса. Не забуду твоей поддержки. Остальное мне не важно. Спишь с мужиками? Я тебя умоляю, не ты первый, не ты последний, этот грех прописан даже в православном писании, а значит, имел место еще на ранних истоках развития цивилизации, что не делает тебя кем-то из ряда вон. Да, не ожидал, признаю, но это не меняет моего мнения в отношении тебя. Ты в любом случае останешься мне сыном, а что происходит у тебя в койке, увольте я и раньше этим вопросом не интересовался, так же как и подробностями. – Эта самая длинная речь, которую я услышал за все года и самая вдохновляющая. Наверное. Чувство вины ни куда не уходит, только усиливается.
- Спасибо, но я не сплю с мужиками. Я переспал с одним и на этом мой опыт окончен. Раз и навсегда. – И я верю в то, что произношу. Верю всем своим черным, маленьким сердцем.
- Твое дело. – Просто отвечает и опять молчит, всю дорогу до дома.
По приезду, прошу его не упоминать матери об этом. Прошу вообще постараться забыть этот долбанный вечер и срываюсь домой собирать монатки и улетать. Свалить нахрен от своего психоза, особенно учитывая то, что я как последний уебок даже не попытался сопротивляться поцелую. Даже ебанной мысли о сопротивлении не появилось, черт! И не известно, что случится, если я опять его увижу. Не известно, не вцеплюсь ли сам в него.
7 глава
Прилетаю ночью и любуюсь на довольную рожу своего партнера по бизнесу, и по совместительству близкого друга, выплясывающего что-то на подобии диско в зале аэропорта. С охеренно довольной улыбкой растянутой на губастом рту.