Военинструктор подумал несколько секунд. Затем сложил из пальцев здоровой руки увесистый шиш, сунул его под нос Левицкому и пошевелил для убедительности большим пальцем.
-- Так выкусить изволите, или подать постного масла?!
-- Я его всё-таки пристукну сейчас! -- порываясь вперёд, вспылил здоровенный Паша. Керн не успел уклониться: страшный удар в ухо сбил его прямо вместе с креслом, опрокинул навзничь. Здоровяк из дозорной службы, перескочив через стол, прыгнул прямо на Керна, но тут военинструктор уже не растерялся: нанёс ему в живот ужасающей силы удар ногами. С развороту ударил в лицо, заломил руку болевым приёмом -- что-то захрустело в суставе у нападавшего, как медведь хрустит в малиннике. Двое коллег незадачливого дозорного подскочили с двух сторон; на Керна обрушился град ударов и пинков. Но и стоявший на карауле Алибек Мухтаров не растерялся: выпалил дробью в потолок, разряжая ствол и отвлекая нападавших, а затем полез в драку с прикладом наперевес, держа ружьё, как дубину...
-- А ну, хватит! -- прикрикнул Левицкий.
Окровавленный Керн поднялся с пола, всё ещё заворачивая руку Паши. Оглядевшись, отпустил её. Паша покорно поплёлся на своё место.
-- Вон отсюда! -- жёстко сказал Керн, показывая на дверь.
-- Что-о?! -- Левицкий гневно нахмурил брови.
-- Я сказал -- вон! Банда! Теперь я знаю, за что вас здесь так ненавидят! Вы не люди, вы -- стая псов! Пошли прочь отсюда -- из моего кабинета, из моей коммуны и вообще из моей жизни!
Мухтаров, успевший перезарядить ружьё, сопроводил эту патетическую тираду Керна недвусмысленным движением ствола.
Левицкий, должно быть, погасил свой гнев.
-- Давайте всё же поговорим спокойно, Керн, -- со вздохом сказал он.
-- Я с самого начала разговора был спокоен, -- возразил Керн. -- Это вы проявляли лишние эмоции. В результате здесь уже пролила кровь, и это не ваша кровь, Левицкий.
-- Вы сильный и смелый человек, -- произнёс Левицкий. -- Но сила и смелость, даже честь -- это в вашем случае пустые слова. Ведь вы защищаете зло. В интересах общества было бы куда лучше, если бы вы оказались трусом, циником и предателем.
-- Трусов, предателей и циников здесь было достаточно и без меня, -- возразил Керн, -- зачем нужно было выписывать из города ещё одного. И, кроме того, я не знаю общества, в интересах которого было бы наличие хоть одного лишнего предателя и циника. Они, знаете ли, прежде всего безусловно вредны...
-- Но вы руководите рабовладельческим анклавом!
-- Я занимаюсь этим меньше трёх часов, а вы уже хотите, чтобы я тут проводил реформы?!
-- Мы тут сами проведём всё, что надо! -- ухмыльнулся коренастый дозорный, так и не снявший свою зимнюю шапку. -- И реформы сделаем, и учёт произведём, и тебя у стенки оприходуем -- будь здоров! Так что ты свою кровь... того... не береги лишнего.
-- Мухтаров! -- жёстко, по-военному, окликнул Керн.
Алибек вытянулся у стола.
-- Слушаю, товарищ Керн!
-- Этих троих -- в арестантский блок! Достали!
-- Что-о?! -- Левицкий подался вперёд.
-- Они не умеют держать себя на людях, -- ответил военинструктор, -- тем более в гостях. Гостиоры прямо какие-то, прости господи! Народные мстители... Придётся дать вам урок вежливости, раз родители не справились. Пусть пока посидят в холодной, а там мы сами разберёмся, кого из вас к стенке...
-- Ты что, совсем очумел? Истерик! -- прошипел Левицкий, подавшись вперёд. Керн остановил его движением руки.
-- Я вас сперва научу разговаривать по-человечески, -- спокойно ответил он. -- Вот тогда и придёт время для серьёзных разговоров. А пока вы, вижу, только лаете на хозяина в чужом подворье -- а я здесь хозяин, это ясно вам?!
-- Куда уж яснее, -- начал было Левицкий, но тут его перебила девушка, сидевшая до сих пор тихо на своём стуле.
-- Да чего вы слушаете?! Брать их всех надо, брать, вязать! Он палач, убийца, в газовую камеру людей сажать будет! Разговаривать с ним ещё! На хрен надо?! Сюда отряд надо, истребительный отряд, а не разговоры с ними разговаривать!
-- Такие обвинения требуют доказательств, -- спокойно сказал Керн. -- Соблаговолите предъявить на всеобщее обозрение газовую камеру.
-- И предъявлю! -- закричала девушка. -- И соблаговолю!
Крикнув это, она принялась стучать по столу кулачком. Левицкий смотрел на неё с пониманием.
-- Так идёмте, -- предложил Керн.
-- Идёмте, -- согласился Левицкий. -- Я тоже хочу на это посмотреть.
-- Хорошо, -- сказал Керн. -- Только мы втроём. А вы, Мухтаров, стерегите здесь этих хамов, и если кто из них рыпнется -- сажайте в него картечью без промедления. Такие гости нам на хрен не нужны, как выразилась бы наша мадемуазель!
Парни с повязками угрожающе зарычали.
-- Я и говорю -- собаки, -- сказал Керн, задержавшись у дверей кабинета. -- Мой вам совет, парни: учите обратно человеческую речь. Скоро здесь всё изменится, и говорить вам придётся почти исключительно с людьми.
-- Ты, что ли, изменять будешь? -- пренебрежительно фыркнул Паша.
-- Я, -- кивнул головой Керн. -- А случись что со мной -- так и другие найдутся.
Пересекая аллею, ведущую от административного здания коммуны к подсобным помещениям, девушка не переставала угрожать и жаловаться. Звали её Ириной. Худые руки Ирины беспрестанно находились в движении: она то тыкала пальцем в разнообразные строения, объясняя Левицкому, какие функции эти строения несут, то грозила кулачком Керну, предвещая скорое падение его власти. Левицкий отмалчивался.
Так они подошли к арестантскому бараку. Керн отпер двери ключом и, к своему изумлению, обнаружил за дверями стрелка из числа дозорных по коммуне. Стрелок недружелюбно навёл на них дуло карабина.
-- Без разрешения руководителя нельзя!
-- Я теперь руководитель, -- сказал Керн.
-- А что с Олегом?
-- Драпанул ваш Олег, -- рассеянно сказал Керн. -- И остальные драпанули.
Левицкий неожиданно посмотрел на Керна с нескрываемым интересом.
-- Проходите, граждане, -- разрешил дозорный. -- Мне, товарищ руководитель, оставаться на карауле?
-- Нет, -- ответил ему Керн. -- Следуйте за мной.
Они прошли через пустовавший арестантский блок, открыли металлическую дверь в конце коридора и увидели влажную лестницу, спускавшуюся в полуподвал. Судя по всему, там располагалась котельная, но в арестантском блоке давно не топили. При свете электрического фонарика, который дал Ирине Керн, все четверо начали спускаться.
-- Тут-то нас и шлёпнут, -- сказал Левицкий. -- Пуля в затылок...
-- Мы экономим боеприпасы, -- ответил Керн. -- Зачем нам пускать пулю в затылок, когда у нас есть современная и удобная газовая камера? Добро пожаловать в нашу...
Он осёкся.
Луч фонарика выхватил из тьмы причудливое стеклянное сооружение, напоминавшее высокий аквариум с несколькими гранями. За стеклом виднелось металлическое офисное кресло, на котором бессильно обвис прикрученный ремнями человек. Глаза его были прикрыты низко натянутой шерстяной шапочкой, но по очертаниям нижней части лица, по широким рукам Керн сразу узнал Бенедиктова.
-- Вот и пришли, -- суровым, изменившимся до неузнаваемости голосом сказал вдруг Левицкий.
Девушка бросилась к стеклянному коробу, нашарила рукой какие-то отмычки, судорожно принялась отпирать одну за другой... У Керна возникло странное чувство: точно он смотрит на всю эту сцену откуда-то со стороны, из невообразимой космической дали. Он вспомнил, что учёные называют это состояние "деперсонализацией" и относят к психическим болезням; от этой мысли он как-то сразу успокоился и взял себя в руки.
-- Не сметь! -- окликнул он негромко. -- Не подходить!
Девушка уставилась на него со смешанным чувством ненависти и недоумения.
-- Если там смертельный газ, мы все погибнем, -- сказал военинструктор уже обычным тоном. -- Дозорный! Принесите какое-нибудь маленькое животное. Да живее, чёрт возьми!
Стрелок скрылся на лестнице -- только загрохотали над головой по коридору его сапоги.
-- Не сбежал бы, -- вслух подумал Керн.
-- Да нет, никто не сбежит, -- зловеще пообещал Левицкий.