Тамила бросилась к входной двери, чтоб убедиться в надежности запоров, обрадовалась и побежала принимать душ. Она делала это с невероятной поспешностью, будто куда-то спешила. Наспех вытершись чистым огромным полотенцем, она завернулась в него же и, сунув босые ножки в тапки, бросилась на кухню. Бутылки с шампанским были не только в холодильнике, но и в буфете. Тамила выбрала французское шампанское и наполнила бокал. Волшебная жидкость растеклась по всем жилочкам, согрела их. Тамила глубоко вздохнула и впервые произнесла: а все же хорошо жить на свете!
Второй бокал остался недопитым, так как ее хорошее расположение духа прервал звонок в дверь. Тамила вздрогнула и осталась без движения. Больше не звонили, но загремел телефон. Она сняла трубку.
-- Это Талейран, племянник Тимура. Открой дверь.
Тамила открыла дверь.
-- Сними обувь, пожалуйста, -- сказала она. -- Чай будешь?
-- Где Тимур? Почему нет Тимура? Что это за жена, от которой муж куда-то уходит и дома не ночует? Вы что, все время ссоритесь с ним?
-- Я ни с кем никогда не ссорюсь и с Тимуром тоже. А вот где он ночует и с кем ночует, лучше бы спросить вам самим, ну, может, не тебе, тебе он никогда не признается, а вот отец Тимура мог бы это сделать. Ты передай ему мою просьбу.
-- У тебя тут кто-нибудь есть? -- нагло спросил Талейран.
-- Ты с этим и пришел сюда? Тогда иди, все посмотри, не забудь залезть под кровать и заглянуть под ванную, а потом выметайся. Мне все это неприятно и даже оскорбительно. Я вам не абхазка и не грузинка, я русская и у нас другие отношения с мужьями, и с мужчинами вообще. Я такой же человек и если муж не прикасается ко мне по полгода, я имею полное моральное право завести любовника. Передай это своим родственникам.
-- Ну, знаешь, ты немного права. Не говори Тимуру, что я приходил к тебе, -- сказал Талейран и стал собираться. -- Мне-то, в общем, все равно: ми просто иногда думаем, что ты виновата в том, что наш Тимур все дни в бегах.
-- Конечно, у вас всегда женщина виновата во всем. Даже в том, что ее муж потаскун.
-- Эй, женшина, не забывай, кто ты есть, -- сказала Талейран, выходя на лестничную площадку.
Тамила смотрела в спину Талейрана и думала о том, что если бы она была мужчиной, то могла бы более круто поговорить с ним, нахалом, а то и грубо вытолкать за дверь, наградив хорошей оплеухой. Но... и она почувствовала, как слезы душат ее горло от обиды и от бессилия что-либо сделать.
Она вернулась в прихожую и набрала номер Бориса. Борис был на работе, и поднял трубку.
-- Борис Петрович, ты у себя? я сейчас подъеду, ты не очень занят? О, это очень хорошо.
Она быстро собралась, сунула в сумку пачку с долларами и спустилась во двор. На остановке вытянула руку, иномарка мчащаяся куда-то, остановилась, Тамила открыла заднюю дверь и назвала адрес.
Борис встретил ее тепло: обнял и поцеловал в щеку.
-- Ты не сердись, что я приехала так неожиданно: со мной происходит что-то необычное в последнее время. Меня преследует страх, -- сказала она, глядя ему в глаза, как старому другу. -- Скучно мне и тяжело, вот потому я и приехала.
-- А где твой ненаглядный? -- спросил Борис.
-- Шляется, где еще.
-- Он, кажется, очень разбогател: приобрел целый корпус гостиницы "Севастополь" и получает шестьдесят тысяч долларов в месяц, а может и больше. Это слухи, правда, но слухами земля полнится, -- произнес Борис, широко улыбаясь. -- Так что тебя можно поздравить.
-- Не в деньгах счастье, Борис. Ты тоже не беден, но ты счастлив? Едва ли. Видишь, как все выходит. Если бы тогда, в доме отдыха, я не познакомила тебя с Людой, может быть, мы с тобой были бы счастливы? Я иногда думаю об этом, но все не решаюсь признаться тебе в этом.
-- Возможно, да, но теперь уже поздно, не так ли? Поезд ушел.
- Еще не ушел, Борис. А где твоя новая любовь и как у тебя с ней дела?
-- Я отправил ее в Грецию на курорт. Остальное все сложно, я не хочу пока думать об этом, потому, что мы с ней оба загнаны в тупик. Судьба нас туда запихнула. А вот выйти из этого тупика мы, целыми и невредимыми не выйдем. Остается только разрушить этот тупик. Только хватит ли сил?
-- У нее были трудные роды?
-- Да, очень: оба ребенка неживые родились, и больше детей у нее не будет.
-- Я вам не завидую, -- сказала Тамила. -- И я тоже в тупике. Денег полно, а счастья нет. Недавно он притащил целый мешок с долларами, вывалил мне в угол и, хохоча, удалился, я до сих пор не знаю, где он, что с ним, и что делать с этими деньгами.
-- Мне сказали, что он стал употреблять наркотики, это очень опасно. Его надо спасать. А что касается денег это нагрузка на психику. Самое лучшее, что можно придумать, это отправить их за границу. Там все надежно, а у нас нестабильно: сдашь, а потом тебе покажут дулю, как это уже было не раз.
-- Мы оба страдаем одним и тем же недугом.
-- Каким? -- спросил Борис.
-- Отсутствием детей.
-- Да, это правда, -- согласился Борис и почесал за ухом.
Разговор как будто был закончен, но Тамила не собиралась уходить. Она рассказывала всякие, то смешные, то грустные истории, а потом сказала:
-- Не оставляй меня сегодня одну, мне страшно.
Это прозвучало неожиданно и свалилось, как снег на голову. Борис растерялся и скороговоркой произнес:
-- Что ты, что ты? Как можно? Давай, я тебя куда-нибудь спрячу, пристрою на ночь у своих друзей. А Тимуру, если он появится, скажу, что тебе угрожали, ломились в дверь, не давали заснуть, и ты не знала к кому обратиться, вот и...
-- Все так, но я имела в виду несколько иное направление, я...мне не с кем даже пообщаться, я так одинока, как может быть одинок человек в большом городе, до которого решительно никому нет дела. Нет, ты, пожалуйста, не думай Бог знает что, мне от тебя ничего такого не нужно, чтоб не вписывалось в рамки морали, хоть сейчас не поймешь, где границы между моральным и аморальным поведением. Я хочу пройтись с тобой по бульвару, потолкаться в толпе, может, зайти в кафе, выпить бокал шампанского.
-- Тамила, лапочка, нет ничего проще. Я оставлю машину здесь, и мы можем, как простые смертные добраться до Арбата городским транспортом, там погулять, как в девятнадцатом веке. Идет?
Тамила подпрыгнула от радости и захлопала в ладоши.
-- Да, конечно, поехали, тем более что я там ни разу не была. Я живу в Москве, а Москвы совершенно не знаю: все время в четырех стенах. Даже если вместо обоев наклеить доллары, все равно счастливой не будешь. Мне не нужны его доллары, квартиры, дачи, мне нужно нечто другое.
- Что именно?
- Мне нужно так много, так много и в то же время, так мало, словом, мне нужно то, что вмещается в одно слово: счастье.
- Оно у тебя будет, не все сразу, - утешал ее Борис.
Когда они вышли на улицу, Тамила взяла Бориса под руку, прижалась как маленький ребенок к его плечу и всю дорогу щебетала, как сорока. В метро уже начался так называемый час пик, когда в каждом вагоне пассажиров как селедка в бочке. Бориса прижали к спутнице так, что он чувствовал каждую частичку ее тела, а она от несказанной радости то закрывала, то открывала глаза и не шевелилась, словно замерла.
На Арбате они долго гуляли, дурачились как в молодости, и этим Тамила заслоняла свою настоящую жизнь, полную неразрешимых противоречий.
Борис тоже будто проснулся. Он рад был тому, что их никто здесь не знает, никто на них не обращает внимания, и они принадлежат только себе.
-- А, давай бродить всю ночь, -- сказала Тамила.
-- Нельзя, к нам начнет приставать милиция.
-- Но я домой не хочу: там меня никто не ждет.
-- Ладно, поедем ко мне, -- сдался Борис.
-- Поедем, поедем, с удовольствием, -- запела Тамила и чмокнула Бориса в щеку.