10
Было два часа ночи, когда Борис с Тамилой, подошли к метро "Арбатская". Но вход оказался закрытым.
-- Я сейчас поймаю такси, -- предложила спутница Бориса, -- ты только стань подальше от меня, я сделаю вид, будто я одинокая женщина, которой можно воспользоваться, стоит на обочине шоссе, дрожит вся от холода и готова ко всему на свете, лишь бы ее подвезли. Но как только машина остановится, сразу, не мешкая, подбегай ко мне, и мы оба прыгнем на заднее сиденье.
-- Давай, действуй, а я посмотрю, что из этого получится, - сказал Борис.
Народу в ночной Москве все же мало, но транспорт, особенно легковушки все шастают, развозят влюбленных парами по домам. Среди водителей есть и такие, кто не прочь побаловаться случайной пассажиркой, а то и изнасиловать и ограбить ее. Тогда уж, не ждите, что вас отвезут по указанному вами адресу, а скорее куда-нибудь к старым гаражам, где в темноте и грязи начнут стаскивать с вас одежду, как с животного кожу, чтоб совершить над вами насилие. Если после того, как вас обесчестят, вернетесь домой, считайте, что вам крупно повезло. Тамиле внушали это родители еще тогда, когда она была в девятом классе.
А сейчас она недолго стояла с вытянутой рукой. Иномарка тут же остановилась и водитель, не спрашивая, куда ехать, открыл дверь.
-- Я не одна, -- сказала Тамила, хватаясь за ручку задней двери, и тут же подошел Борис. Деваться было некуда, но водитель все же проворчал:
-- Я держу курс на Варшавское шоссе, если вам в другую сторону, прошу извинить.
-- Нам по пути, -- сказал Борис и вытащил двадцать долларов.
У офиса Бориса они пересели в его новенькую машину "Вольво" и направились в Черемушки.
-- Борис Петрович, подожди.
-- Что случилось? -- спросил Борис. -- Тебя отвезти домой?
-- Да. Но не совсем так. -- Тамила повернулась вполоборота к нему, положив свою руку на его руку, руку друга и глядя ему в глаза, продолжила: -- Уж если мы друзья, то выручай, я добро никогда не забываю. Сейчас мы поедем к моему дому, ты остановишь машину за углом и подождешь, пока я не вернусь. Я соберу эти проклятые доллары в мешок, пусть они хранятся у тебя. Мало ли, какие времена могут наступить. Может, он меня выгонит совсем из дому, а у меня ни кола, ни двора, ни копейке в кошельке.
-- Ты трезво рассуждаешь, -- сказал Борис, -- но Тимур может кинуться, а денег нет. Что тогда?
-- Он ничего не помнит. И, кажется, деньги его интересуют мало. Только гостиница ему приносит шестьдесят тысяч ежемесячно и столько же рынок.
-- Тамила, я тоже не знаю, куда девать свои миллионы и что с ними делать. И если с тобой что-то подобное, о чем ты говоришь, произойдет, я сам назначу тебе пожизненное обеспечение, -- зачем тебе рисковать?
-- Я прошу тебя, не откажи мне в этой просьбе. Я на эти деньги куплю хорошую квартиру и переведу родителей в Москву, вот я и буду обеспечена всем необходимым.
-- Мне нечем возразить, и отказать я тебе не могу. Но учти, даже под пыткой ты не должна признаться, у кого ты хранишь свои деньги, вернее, деньги своего мужа.
-- Не беспокойся, -- сказала Тамила.
Когда они подъехали к ее дому, уже начинался рассвет. Тамила выскочила и стрелой помчалась к себе домой, а вернулась минут сорок спустя, волоча тяжелую сумку с долларами. Теперь она сама села на заднее сиденье и дрожащими руками обхватила сумку, пытаясь взгромоздить ее на колени.
Двадцать минут спустя, они поднимались в квартиру Бориса. Теперь он держал этот груз в правой руке. Дежурный на первом этаже клевал носом и даже не обратил внимание на поклажу. Он узнал Бориса и приложил пальцы к фуражке.
Квартира Бориса была пуста. Тамила навещала своих друзей очень редко. Причина этому была одна: болезнь, а потом и трагическая смерть Люды.
Борис вошел, пропустив Тамилу вперед, включил свет, а сумку забросил в угол. Он ждал, что она примется считать деньги, но она только сказала:
-- Покажи, где мне преклонить голову, а остальное -- завтра. Я, кажется, хочу спать, и сон у меня будет хороший.
Борис показал ей комнату, где обычно ночевала домработница Маша, а сам, после душа, лег в своей спальне. Он долго ворочался в кровати, стараясь уснуть, но сон не шел к нему: слишком поздно лег. То, что в его доме, за стеной, женщина, очевидно раздетая и ждет, не дождется, чтобы он появился, будоражило его нервы. У него с полгода никого не было. "Тамила не откажет, в этом я уверен на сто процентов, но, как я буду ей в глаза смотреть завтра? Что я ей скажу? Дружба, которая была у нас годами, будет растоптана в один миг. Нами же. Мы будем корить себя, а потом и друг друга. Есть черта, которую нельзя переступать. Мы не родственники, правда, но Тамила в глубине души будет считать, что она имеет на меня право и ждать случая, чтоб повторить то, что было сегодня. Можно позволить себе все, кроме этого. Жаль, что она так близка мне".
Он включил ночник, посмотрел на часы. Стрелки показывали половина шестого утра. Он встал и как был в пижаме, отправился на кухню, чтобы достать димедрол. Как он ни старался пройти беззвучно, дверь издала глухой звук. Борис услышал, что в той комнате тоже что-то зашевелилось.
Это Тамила. Она тоже не спала. Она ждала, что Борис вот-вот появится. Даже если бы он просто пришел, посидел рядом и подержался за ее трепещущую руку. "Я никогда, никогда на него не буду претендовать. Мы останемся такими же друзьями, ты слышишь, Борька. Баламут ты, вот, кто ты есть. Я сейчас сама встану и пойду к тебе и изнасилую тебя. Неужели ты откажешься от такого кайфа, дурачок?"
Когда дверь издала глухой звук, она просто вскочила и стала прислушиваться. Но опять наступила глухая тишина. Никто даже муха в ночной мгле не нарушала эту тишину. Борис разжевал таблетку, запил ее водой на кухне и бесшумно прокрался к себе в спальню и вскоре заснул.
В десять утра Борис постучал в дверь, она еще спала.
-- Уже десять часов. Вставай, полуночница. Завтрак готов.
-- Брось мне халат, а то я...голенькая. Ты не боишься меня?
-- Боюсь, -- сказал Борис. -- Я не столько тебя боюсь, сколько самого себя.
-- Моралист, -- как бы с упреком сказала Тамила. -- Мы оба в одинаковых условиях: постимся. Ты так, любишь свою Асю?
-- Я жду тебя на кухне.
Борис повернулся и ушел. Тамила побежала в ванную, умыла лицо прохладной водой и в халате Люды, вошла на кухню.
-- Я должен появиться на работе, а ты вернешься домой. Если мне удастся, я поговорю с Тимуром. Тебе надо хоть какую экономку пригласить в дом. А пока покушаем, вывалим все, что в этом мешке, пересчитаем.
-- Я голодная как волк, -- сказала Тамила и набросилась на пищу. -- Ты хороший муж. Мне бы такого. Чтоб поднял часиков этак в десять -- одиннадцать и пригласил к столу. А посуду ты сам моешь?
-- Когда как. Но, как правило, сам.
После завтрака Борис принес сумку с долларами, и все всыпал на пол. Тамила ползала на коленях, складывала пачки. Вышло пятьсот пятьдесят тысяч долларов.
-- Сегодня же я поговорю, как их отправить за границу, в швейцарский банк. Позвони мне вечером.
-- Боря, дорогой, спасибо тебе за все. Если этот наркоман меня прикончит, оставь себе эти деньги, а пятьдесят штук отвези моим родителям.
-- Не говори глупости, и не смотри так мрачно на жизнь.
11
Матильда старательно осваивала гуманитарные науки в Лондоне и к концу второго года обучение уже читала Шекспира в оригинале. Кроме английских, бегло читала французские и итальянские газеты, выходящие в Лондоне. Она очень старалась, дабы доказать своему благодетелю Борису Петровичу, что он не зря потратил значительные деньги на ее заграничное образование. Этот благородный жест никак не вмещался в ее голове: за что ей такие блага? Борис не родственник, и не друг семьи, - неужели она, по существу еще девочка, нравится ему?
" Не может такого быть, - размышляла она, - угловатая, грубоватая, с прыщиками на носу, вон Зоя и Жанна надо мной посмеиваются, я простофиля, а у него такие возможности...Не может быть, чтобы я ему нравилась. Это у него просто барские замашки, не более того. Но все равно, я должна доказать, что я по крайней мере не дура. А если я ему действительно немножечко нравлюсь, о тогда я буду самой счастливой на свете".