Похоже, в стране начали происходить позитивные изменения, иначе как объяснить, что за границей очутились самые богатые евреи Гусинский и Березовский, Мавроди, за которым началась охота.
Гостиница, вернее один из ее корпусов, оказался брошенным, четырехкомнатная квартира пребывала под замком и никто не претендовал на владение ею.
Мелкие сошки из бандитской группировки, такие как Володя Струбе, да Бахтияр -- это то жалкое, что осталось от могущественного клана. Струбе накурился до такой степени, что не помня себя, вышел навстречу движению и был раздавлен движущимися машинами, как бездомный щенок. Бахтияр бросил свои магазины и растворился в неизвестности.
Дима Бельмега, случайно затесавшийся в банду и чудом избежавший бандитской пули, расхаживал теперь спокойно, хоть и с некоторой озабоченностью по поводу материального благополучия. Он никого не убивал, не участвовал ни в каких драках, ни с кем из противников не вел никаких переговоров, а имел дело исключительно с прокуратурой и в особенности с милицией. Он у Тимура был посредником между бандитами и властью.
Его супруга Марина уже ходила в тяжести. Дима оберегал ее, как мог, и старался не посвящать в возникшие проблемы. Он аккуратно приносил домой деньги, с шиком приезжал на слегка подпорченной машине "Волга" в одной руке волоча сумку с продуктами, а в другой цветы.
-- Ты, почему так поздно? -- спрашивала Марина, нахмурив брови.
-- Да я сидел в приемной Путина, -- уверенно заявил Дима. -- Там народу, не продохнешь. Я сперва шел прямиком, не обращая ни на кого внимания, да перед самой дверью мне преградила путь женщина с повязкой, оказалось, что она активистка этой очереди и следит, чтоб никто на халяву не пролез. Я тут и остановился и стал ощупывать карманы в поисках удостоверения. А его и след простыл: нет удостоверения и все тут.
-- Но Дима, ты все мило шутишь. Какое там удостоверение? Они, эти удостоверения продаются на каждом шагу. Даже дипломы можно приобрести. Я ведь собираюсь купить диплом кандидата наук. А что? ты по приемным мотаешься, с президентами за ручку здороваешься, а я, хуже тебя что ли? Отвали мне одну тысчонку и дело в шляпе: твоя жена не просто студентка четвертого курса факультета журналистики, а кандидат... юридических наук, а то и медицинских. Практику буду проходить на тебе. Вырежу твои шарики и посмотрю: годишься ты в мужья или не годишься.
-- Но, но, Мариночка, солнышко мое ясное, лучик света в темной келье, я... на такую прахтику не могу согласиться при всем моем уважении и при всей моей великой любви к тебе. А что касаемо тысчонки, то чичас посмотрю, -- сказал Дима, доставая свой портмоне. Но там было всего двадцать долларов. -- Знаешь, повелительница моя, я все денежки отдал прокурору Дупленко, он теперь прокурор города, второй человек после Лужкова, или Лужмана, как его иногда называют. Он у меня занял.
-- И что не отдает? Я позвоню Светлане, она ему даст под хвост, -- произнесла Марина и тут же взялась за телефонную трубку.
-- Не надо, моя дорогая, прошу тебя. Я, знаешь, пошутил малость, прости.
-- Ах, так ты мне соврал! Ну, бесстыдник! Если будешь мне врать, -- я разлюблю тебя. А пока, на этот раз прощаю тебя, ты голоден как волк, по глазам видно. Переоденься, вымой руки и садись к столу: соловья баснями не кормят. Знаешь, кто сказал это?
-- Это говорил покойный Тимур, -- как ни в чем ни бывало, произнес Дима и стал снимать пиджак.
За столом он сидел, как солдат в армии и все что подавала Марина, уничтожал.
-- Рюмочку не мешало бы, -- осторожно произнес Дима, зная, что лучше попросить, чем самому лезть в холодильник.
Марина была на четвертом месяце беременности, и свои супружеские обязанности она исполняла добросовестно и с большим воодушевлением. Отсюда исходило стремление прощать мелкие грешки Диме, кормить его добротной пищей и налить рюмку -- другую, если он просит.
Несмотря на то, что она уверовала в свои способности заглядывать в душу человека и отчетливо видеть, что там творится, внутренняя борьба мужа проходила мимо нее. Когда она, после жарких объятий, сладко засыпала, Дима ломал голову, где же завтра достать денег, что б не раскрылась голая правда перед глазами Марины. С ней может быть истерика. Она, не помня, что делает, выгонит его из дому, а он так ее любит, он просто не сможет без нее жить.
" Я кругом должен. Даже некоторым женщинам. У кого мне одолжить еще хоть пять десять тысяч долларов? -- размышлял он, лежа рядом с Мариной, лежащий на спине с раскинутыми ручками и ножками. -- Борису я должен, кажется, уже восемьдесят тысяч, а у него я мог бы взять в долг до...лучших времен. К Дупленко не подойдешь: жадность его мучает. А, небось уже миллионер. И сестра у меня учится в институте. И обучение у нее платное, это не то, что было раньше, куда бы завтра поехать, к кому обратиться за помощью?"
Дима ворочался, думал, размышлял, но верного решения так и не нашел.
Рано утром, Марина еще спала, он тихо поднялся, прошел на кухню, выпил чашку кофе и, оставив записку на кухонном столе о том, что к десяти его ждет президент, а он должен быть первым в очереди, ушел из дому.
По дороге Дима вспомнил владельца прачечной Карапетяна и направился в сторону Водного стадиона на другой конец города. Карапетян просил за свою прачечную, а ее можно было переоборудовать под складские помещения для хранения тушенки и даже три магазина, оснастив их предметами домашнего быта, -- пятьдесят тысяч долларов. Это пустяковая сумма. Он же брал у Бориса шестьдесят тысяч в долг, не вернул, правда, но разбогатеет -- вернет, но проблем, а почему бы этому Карапетяну не подождать годик-два, пока он, Дима Бельмега, не разбогатеет и тогда все отдаст. Да еще проценты прибавит.
Карапетян оказался на месте, да еще обрадовался ему, как покупателю.
-- Так дэнга нужна, так нужна, -- сказал он Диме, -- если твоя тут же отдает дэнга, я уступаю еще пять тышш. Итого сорок пять тышш, и весь здание твое, делай, что хочешь. Бордель можешь организовать. Прибыльное дэло я те скажу. Ну, по рукам?
-- По рукам, а как же, -- с радостью произнес Дима, -- только, у меня сейчас, в сию минуту нет денег.
-- Поезжай домой, привези.
-- И дома нет, -- простодушно сказал Дима.
-- Ти что, смеешься надо мной? Ти прохвост, дурачок?
-- Да нет, это совсем не так. Президент Путин мой друг, а с Лужковым я в бане парюсь, -- сказал Дима, гордо задрав голову.
-- Ти, значит, оттуда, сверху?
-- Да, а как же.
-- Если так, я тебе этот прачечный дарить, но только после того, как ти мне сдэлаешь один дэло.
-- С удовольствием. Что надо сделать -- говори.
-- Мне нужен допуск на участие в конкурсе покупки завода. Я завод куплю дешево, за два тысяч доллар. А прибыль этот завод двадцать тысяч в месяц, а потом и все двести.
-- Завтра я буду у Лужкова и решу этот вопрос, -- сказал Дима, протягивая руку Карапетяну.
-- А как я буду знать, что ти договорился? -- спросил Карапетян.
-- Я сам к тебе приеду, -- пообещал Дима, огорченный, что халтура не вышла.
33
Никто не заметил исчезновения молодой женщины Тамилы, которую лишили самого ценного: права на жизнь. Если муравей вышел за добычей из огромного муравейника, а потом заблудился, или его кто-то раздавил чисто случайно по пути за добычей, никто этого не заметит. На следующий день с раннего утра муравьи, как обычно отправятся на поиски пищи и за стройматериалом для своего муравейника.
Так и Тамила. Вышла из дому и не думала, что больше не сможет вернуться обратно в свою квартиру.
Где-то за тысячу с лишним километров были родители. Они через полгода, через год забили бы тревогу. А пока... хорошо: был друг -- единственный и потому бесценный в этом огромном человеческом муравейнике. Это Борис.
В день ее убийства Борис вернулся домой довольно поздно, около девяти вечера. Матильда встретила его, как обычно: расцеловала, поухаживала за ним и пригласила на ужин. Она не задавала лишних вопросов: где был, почему так поздно вернулся, почему не позвонил, и это всегда обезоруживало Бориса. Он сам стал чувствовать вину перед ней и уже хотел объясниться.