Между тем Альфред Тутайн сказал что-то. И сказанное никому не понравилось; хотя, прежде чем он заговорил, все были готовы с ним согласиться.
— Матросы! — Слово это нелегко сошло с его губ. — Что я человек маленький, видно по моей расчетной книжке. Но тем не менее… неважно, кто первым начнет… Нам так или иначе необходимо прийти к соглашению.
Лица многих стали совершенно непроницаемыми.
— Мы, еще когда были на море, наполняли друг другу уши ложью. Есть люди, которые лгут самозабвенно. И есть другие, готовые дать фальшивое свидетельство. Но я все же думаю, среди нас нет ни одного, кто был бы более дерзким, чем это допустимо во время плавания. Мы должны наконец взглянуть правде в лицо. А правда заключается в том, что мы ничего не видели и ничего конкретного сообщить властям не можем.
На лице у него выступил пот. А остальные молчали, словно лишились рта.
Он погнал свою речь дальше.
— Некоторые — и я в их числе — полагают, что суперкарго совершил все преступления, какие только возможны. Но он мертв, и на этой мысли не стоит задерживаться. А если все же задержаться: то где она начинается, где заканчивается? Чтобы супчик получился наваристым, должен найтись человек, который видел, как был нанесен смертельный удар. Такого человека нам взять неоткуда. Просто — неоткуда. Что же до других вещей, о которых мы говорили, — то разве это не чепуха? Не фантазии, которые нельзя пощупать руками? И кого это заинтересует? То, что ты и я говорили или только имели в виду? А может, и не имели в виду, но просто об этом думали, как люди обдумывают свои мысли: мол, так могло бы быть… Но так не обязательно должно было быть…
Он замолчал. Казалось, он уже прошел через наихудшее. Произнести такую публичную речь, обращаясь ко всем… Как же это, наверное, было тяжело для него, как неестественно: ведь он сознавал, что лжет.
— Я только призываю вас, если вы со мной согласитесь, сказать на допросе правду, настоящую правду: что мы ничего не знаем.
После долгой паузы он добавил еще:
— Давайте будем молчать.
Теперь все сделались врагами друг другу. Не прозвучало ни «да», ни «нет», никто не возразил, но и не выразил согласие.