В конце концов рукопись мне вернули. А затем опросили моих спутников по плаванию, правда ли, что мой отец умер на борту траулера. Беженцы подтвердили мой рассказ. Заявили все как один: Мартин Дин в самом деле плыл с ними, он был очень болен, умер, и я выкинул его тело в воду. Эта новость стала для властей большим разочарованием — они так и не сумели поймать меня на лжи. Отец был для них желанной добычей. Австралийцы сильно бы обрадовались, если Мартина Дина поднесли им на блюдечке. А его смерть пробила в жизнях соотечественников заметную брешь — образовалась пустота, которую надо было чем-то заполнить. Кого, черт побери, теперь ненавидеть?
Меня решили все-таки отпустить. Не то чтобы властям не хотелось меня засадить, но таким образом они намеревались заткнуть мне рот. Я собственными глазами видел, как обращаются с беженцами в центре для содержания под стражей и как систематически издеваются там над людьми, в том числе над женщинами и детьми. И снимая с меня обвинения, власти покупали мое молчание. Я согласился. И нисколько себя от этого хуже не почувствовал. Не мог представить, чтобы вскрытые мной факты могли хоть как-то повлиять на избирателей. И недоумевал, почему это так трогает власти. Видимо, они больше верили в людей, чем я.
В обмен на мое молчание мне предоставили грязную квартирку с одной спальней в грязном государственном доме на грязной окраине. Из пустыни меня перевезли туда полицейские и вместе с ключами от убогого жилища отдали коробку с документами, которые мы бросили в нашей прежней квартире, когда бежали из страны: мой настоящий паспорт, водительское удостоверение и пару телефонных счетов, по поводу которых мне намекнули, что было бы недурно их оплатить. Оставшись один, я сел в гостиной и стал смотреть сквозь зарешеченное окно на дом напротив. Да, я выжал из правительства далеко не все, что мог, — шантажируя, выторговал поганенькую квартирку и полумесячное пособие в триста пятьдесят долларов. Мог бы вытянуть побольше.
В зеркале в ванной я увидел свое отражение: щеки впалые, глаза провалились. Я настолько похудел, что казался метательным копьем. Мне срочно следовало потолстеть. А какие еще строить планы? Чем заняться?
Я попробовал дозвониться Анук — единственному человеку на планете, с которым меня хоть что-то связывало, — но это оказалось труднее, чем я ожидал. Не так-то просто связаться с самой богатой женщиной в стране, даже если когда-то она чистила твой туалет. Меня не удивило, что ее номер нигде не значился. И, только переговорив с несколькими секретарями в медиагруппе Хоббсов, я сообразил, что лучше спросить самого Оскара. И, получив несколько отказов, услышал ответ девушки:
— Ваш звонок — это глупая выходка?
— Нет, с какой стати?
— Вы в самом деле ничего не знаете?
— Что я должен знать?
— Где вы жили последние шесть месяцев? В пещере?
— Нет, в тюрьме посреди пустыни.
Девушка надолго замолчала и наконец сказала:
— Они умерли. Оба.
— Кто? — Сердце сжало нестерпимой болью.
— Оскар и Рейнолд Хоббсы. Разбились в личном самолете.
— А миссис Хоббс? — спросил я, весь дрожа. Пусть хоть она останется в живых! Только бы она не умерла! В этот момент я понял: из всех людей, которых я знал, Анук меньше всего заслуживала смерти.
— Боюсь, она тоже погибла.
Все из меня улетучилось: любовь, надежда, моральная сила. Не осталось ничего.
— Вы слушаете? — спросила девушка.
Я кивнул. Слова мне не давались. В голове ни единой мысли. Не осталось воздуха, чтобы дышать.
— С вами все в порядке?
На этот раз я покачал головой. Как со мной может быть все в порядке?
— Постойте, — продолжала девушка. — Какую миссис Хоббс вы имели в виду?
Я проглотил застрявший в горле ком.
— В самолете была Кортни, жена Рейнолда, а не другая.
— А Анук?
— Ее там не было.
Я одним глотком всосал в легкие и любовь, и надежду, и моральную силу. Слава Богу!
— Когда это произошло?
— Примерно пять месяцев назад.
— Мне необходимо с ней поговорить. Передайте Анук, что ей пытается дозвониться Джаспер Дин.
— Джаспер Дин? Сын Мартина Дина?
— Да.
— Разве вы не убежали из страны? Или уже вернулись? Ваш отец с вами?
— Дайте мне поговорить с Анук!
— Извините, Джаспер, она вне досягаемости.
— Что это значит?
— В настоящий момент Анук путешествует.
— Где она?
— Мы полагаем, в Индии.
— Полагаете?
— Если честно, никто не знает, где она.
— Как это понимать?
— После авиакатастрофы она исчезла. Можете себе представить, сколько людей, как и вы, хотят с ней поговорить?