На следующий день произошло новое убийство — погиб чемпион по боксу в полусреднем весе Чарли Пулгар. Он явно симулировал нокаут, упав на ринг под звук гонга, когда его противник победно постукивал перчаткой о перчатку.
Терри помог совершить ему новое падение — на этот раз с крыши его семнадцатиэтажного дома в плотный поток транспорта.
Как только следователи начинали просчитывать следующий шаг Терри, он вновь менял тактику. Расследование коррупции выявило еще одно проникшее в профессиональный спорт нарушение — употребление стимулирующих наркотиков. Брат, выступив в роли детектива, без труда понял, откуда берутся стимуляторы — от тренеров. И люди, обычно остававшиеся за кулисами, вышли, хотя и не по собственной воле, на передний план: газеты все чаще публиковали фотографии их скуластых усталых лиц по мере того, как они один за другим отправлялись на тот свет.
Но самым опасным направлением в священной войне Терри были букмекеры. Ясное дело, они не сидели сложа руки. Их связь с преступным миром гарантировала им оружие и защиту, и уже стали поступать сообщения о расправах в задних комнатах ресторанов и баров. Терри нарушил последний из законов Гарри: он не только решительным образом порвал с анонимностью, но и навлек на себя гнев криминального мира. Не только вступил на ведущую к вершинам лестницу, он ее сотрясал. И теперь его смерти желали не только полицейские штата и всего государства, но и члены преступных сообществ.
Наши родители воспринимали происходящее на свой особый манер. Вместо того чтобы принять правду, они все больше обманывались насчет сына. Мать упорно держалась за версию двойника, отец же пытался отыскать в творившемся безобразии светлую струю, обратив рассуждения в сторону высокого искусства. Если Терри попадал полицейскому в ногу, он превозносил сына за то, что тот не целил в сердце, если убивал наповал — хвалил за меткость. Послушать отца, так его скрывающийся от полиции отпрыск был образцом ума, сноровки и безоговорочного превосходства над ближними.
Лайонел Поттс звонил мне по пять раз на дню, прося прийти и сообщить последние сведения. Пока я читал ему газетные отчеты, он снимал темные очки, и его незрячие глаза, казалось, видели на мили. Он откидывался на спинку стула и убежденно тряс головой:
— Я знаю прекрасного адвоката, он бы добился оправдания Терри. Жаль, не порекомендовал его в прошлый раз. Я был тогда немного зол на него. Но ведь это не он меня ослепил. Этот адвокат может и сейчас оказать ему помощь. — Я слушал Лайонела и скрипел зубами. Не мог вынести его слов. Как ни дико это звучит, меня обуревала ревность. Терри хоть как-то употребил свою жизнь. Нашел призвание. Пусть безумное и кровавое, но все-таки призвание — и безоговорочно ему следовал.
Каждое утро я бежал в угловой магазин за газетой, дабы прочитать в ней о новых злодействах. Не все жертвы Терри погибали. Бильярдист, который как бы случайно протолкнул белого после черного, ограничился сломанной правой рукой, но, как ни странно, вслед за другими жертвами брата поддержал его крестовый поход. Ко всеобщему изумлению, они покаялись в грехах и заявили, что Терри Дин делает нужное дело: очищает некогда непорочный институт, испорченный жаждой крупной наживы. И они были не одиноки.
Спортсмены, комментаторы, интеллектуалы, ведущие ток-шоу, писатели, ученые, политики и самые модные диск-жокеи — все только и говорили о спортивной этике, идеалах, героях спорта и австралийском духе. Терри одним махом открыл общенациональный диалог, и все спортсмены и спортсменки стали вести себя как паиньки.
В один из дней этого хаоса в город, волоча за собой чемодан, возвратилась Кэролайн. Я сидел на лестнице ратуши и подсчитывал папиллярные линии на указательном пальце, когда заметил ее на улице. Она тоже увидела меня и прибавила ходу — трусцой подкатила свой чемодан и, обняв, покрыла мои щеки платоническими поцелуями. Я тут же понял: Кэролайн никогда не вспомнит о том вечере в ее спальне. Окинув ее внимательным взглядом, я увидел, что она расцвела и превратилась в настоящую женщину, но с ней также произошли странные изменения: ее волосы посветлели и были теперь почти белыми, и хотя ее лицо округлилось и нижняя губа стала взрослой, в ней чего-то недоставало — света или сияния. Я решил, что во время странствий она видела нечто такое, что напугало ее, и страх потушил свет.
— Слышала про Терри? — спросил я.
— Невероятно!
— Поэтому ты и вернулась домой?
— Нет, прочитала в газете только в аэропорту, а потом меня просветил водитель автобуса. В Европе об Австралии не говорят. Это странно, Марти, но там о нас ничего не знают.