Что ж, хорошо. Все на свете сегодня приходится отодвинуть.
– Я вернусь, – недовольство прорывается в голос.
В коридор выхожу с четким ощущением “несолоно хлебавши”. Хотя нет, я все больше понимаю, что моя невеста что-то от меня скрывает. Неужели её риски настолько высоки?
В кармане вибрирует телефон. Достаю его, вижу на экране лучистую улыбку невесты.
Через какой супер-скоростной вай-фай у женщин настроена синхронизация?
– Слушаю, – поднимаю трубку, готовясь к новому скандалу. Ну, а что, сегодня же не было!
– Боже, Ник, где ты? – голос у Юли на грани паники. – Как далеко от клуба?
– Еще далеко, – я напрягаюсь. – Что-то случилось?
– Да! – она отчаянно всхлипывает на очень высокой ноте. – Шурка… Она..
7. Ник
– Я пришла, а она тут лежит. И пена изо рта идет….
Юля рассказывает это уже не в первый раз, но и в этот раз у неё дрожит голос.
Я приезжаю уже к шапочному разбору. Уже после того, как скорая забирает находящуюся в кумаре Шуру и увозит её в больницу.
После того, как Юла убивает час на то, чтобы не дать вколовшей себе убойную дозу морфина Шуре отправиться на тот свет.
Она делала ей искусственный массаж сердца до самого приезда скорой. Прибежавший по первому звонку охранник помогал с искусственным дыханием.
– Объясните мне, – медленно проговаривает Тимирязев, постукивая себя пальцами по предплечью, – у нас что, в медпункте есть морфин?
– По предписанию мы должны держать несколько ампул, для случаев тяжелых травм, – голос Юлы прерывается, – я всегда держала их в сейфе. Закрывала на кодовый замок. Проверяла ампулы раз в три дня. И Шурка, она… Видимо, подглядела код во время последней проверки.
– Подглядела? – повторяет Тимирязев. – Но с чего ей вообще его подглядывать? С чего ширяться морфием?
Юла стискивает руки на коленях, выламывая пальцы. Боится. Боится говорить.
– Говори, Юль, – устало требую я, – ты её всегда выгораживала. И к чему это привело?
– У неё… Были проблемы с этим, – тихо-тихо выдыхает моя невеста отчаянно вцепляясь в свои колени, – Два года… Она проходила лечение…
– Ты протащила наркоманку в мой клуб? – Тимирязев с размаху впечатывает кулак в столешницу. Юля прячет лицо в ладонях. Плечи начинают вздрагивать раз за разом. Плачет.
– Вы не могли бы сбавить тон, Артем Валерьевич, – невесело прошу я, – сейчас кричать уже бесполезно.
– А ты вообще не лезь, – Тимирязев вспыхивает как спичка, – ты – директор клуба, или кто? Какого хрена у меня уже вторая сотрудница на скорой уезжает? А ты в это время где-то болтаешься.
– Если вы считаете, что мое круглосуточное дежурство на рабочем месте поможет исправить ситуацию – мы можем обсудить этот вопрос.
Мы с Артемом смотрим друг на друга.
На данный момент – мы оба взаимно раздражены. Но это не должно мешать делам. Не должно мешать заниматься проблемами.
– Разберись с этим, – шипит он сквозь зубы, – сделай хоть что-нибудь до того, как мы отправились на дно. Директор!
Уходит, хлопнув дверью.
Мы остаемся с Юлой одни.
Я остаюсь наедине с её всхлипами.
– Ну и? – голос звучит пустовато. – Как долго ты собиралась это скрывать?
Медпункт тонет в молчании. Юла, кажется, даже дышать перестает, чтобы быть неслышной.
– Юль, ты ведь понимаешь, чем нам это грозит? Скандалом. Наркоманка в медпункте! Нам прокуратура такой иск вломит, мы год работать на штраф всем клубом будет.
– Она по бумагам – технический работник, – тихо-тихо откликается Юла, – и с неё справку от нарколога не спросили.
– То есть ты прислала к Анжеле на помощь простую техничку?
Я вижу, как стискиваются на колене пальцы Юли. С силой, аж до белых костяшек.
– Шурка училась на медсестру. До лечения, – спуская голос до шепота отвечает. –Мне было плохо. Что было делать?
– Сказать сразу, – безапелляционно проясняю, – ты хоть понимаешь, как сейчас я выгляжу? Этот прокол повесят на меня. А мы с Тимирязевым и так сейчас на ножах.
– А что случилось? – Юля разворачивается ко мне, смотрит на меня огромными темными глазами.
– Не уходи от темы, – я покачиваю головой, не желая касаться причин нашей с Артемом ссоры, – ты не сказала, что твоя племянница, которую по твоей просьбе, устроили работать в клуб, наркоманка.
– Завязавшая.
– Завязавших не увозят в реанимацию с передозом, Юль.
Она снова прячет глаза виновато. И прессовать её, с одной стороны, жалко, с другой стороны – должны же быть границы у её игр в молчанку.
– Её никуда не брали. Это… Запрещено. И Таня меня попросила им помочь. Прикрыть. Я за ней следила.