Подали нежный сыр, белое и розовое вино. Оживление само собой угасло, беседа стала тихой и неспешной. Наташа, дама в бордовом платье, принялась откровенно клевать носом.
— Женьке надо еще на репетицию успеть, — бесцеремонно шепнул старик Козлов на ухо банкиру. — Если сперва к вам домой заедем, то пора бы и сладкое нести.
— Да-да, сегодня у нас десерт «Пич Мелба», — спохватился Галашин.
Он чуть заметно повел своими грустными глазами. В ответ официант, стоявший достаточно далеко и, стало быть, обладавший орлиным зрением, бесшумно сорвался с места. Принесли «Мелбу» в бокалах на толстой ножке.
Парвицкий запил мороженое коньяком и ударился в воспоминания:
— Я-то за живопись взялся, еще когда учился в консерватории. Вы, Сергей Аркадьевич, коллекционер начинающий, а я давно этой страстью ушиблен. Денег тогда у меня почти не было, зато еще водились в Москве этакие трогательные старички и смешные старушки — из бывших, как тогда говорили. Помню до сих пор одни облезлые стены на Зацепе, сплошь увешанные картинами и картинками. Все это считалось тогда упадочным и стоило недорого. Теперь это была бы золотая стена. Верно, Витя?
Витя, то есть старик Козлов, согласно кивнул лохматой головой. Он давно покончил с «Мелбой», выпил и коньяк, и кофе.
— Я всегда нравился таким старушкам, — меланхолически сообщил Парвицкий; кажется, он чуточку захмелел. — Одна дама даже завещала мне свое собрание.
— Ты имеешь в виду Денисову? — спросил Козлов, снова жуя сыр.
— Ну да. Ее муж был барабанный советский плакатист, очень востребованный и непомерно — даже по тем временам! — оплачиваемый. Вы, конечно, помните его плакат «Пятилетка — наша юность», который повсюду торчал. Такой синий с красным? Помните? Ну же?
Банкир сделал вид, что напряг память.
— Уж я-то, Женя, помню точно, — кивнул Козлов. — И покойную Марью Трофимовну помню. Большая была меломанка.
Парвицкий продолжил:
— Так вот, твердокаменный конъюнктурщик Денисов рекламировал пятилетки, а сам, не будь дурак, собирал картины начала века. Прошлого века, разумеется. Особенно много скопилось у него Союза русских художников[5]. «Голубую розу»[6] тоже жаловал. Его вдова полюбила меня как сына.
— Да уж, наделала эта история шуму, — добавил Козлов. — Слухи поползли. Говорили, что вы обвенчались.
Парвицкий протестующе звякнул ложечкой о блюдце:
— Вздор! Ты сам знаешь, что это чистейший вздор! Нас связывала только нежность. Детей у Денисовых не было, тогдашних коллекционеров-зубров вдова побаивалась, музейщиков не любила — вот все мне и оставила. Я сам не ожидал. Более того, я был обескуражен! Однако после этого дара моя коллекция стала заметной. Я смог уже и менять кое-что, и подкупать, да и вкус мой определился. А вскоре я встретил Виктора Дмитриевича.
Виктор Дмитриевич снова кивнул. Сыру он съел больше всех. Наташа совсем осоловела, а Парвицкий все попивал и попивал коньяк. Он не пьянел, только делался живее и красивее.
— Витя — это сокровище! — вскричал он, и Виктор Дмитриевич возражать не стал. — Витя уникален. Ему достаточно беглого взгляда, чтобы распознать стоящую вещь. Сколько безнадежного из запасников он высмотрел, атрибутировал[7] и ввел в оборот!
Банкир Галашин невольно уставился на заурядное лицо Козлова. Это лицо выражало тихое созерцательное спокойствие, какое бывает после сытного обеда. Похвалы не смутили Виктора Дмитриевича. Видно, старик привык к дифирамбам в свою честь.
— Все хитроумные лабораторные экспертизы, рентген, спектральный анализ — муть в сравнении с Витиной интуицией, — запальчиво объявил Парвицкий. Тут же он поправился: — Не муть, конечно, но не было случая, чтобы все это не подтвердило Витиного вердикта. Пижоны, которые сидят в «Сотби»[8], особенно в русском отделе, младенцы рядом с ним. Сельская самодеятельность!
— Я спать пойду, — сказала вдруг Наташа, зевнув. — Просто падаю со стула. Всего хорошего, господа!
Она поднялась и пошла к выходу нетвердой походкой, хватаясь за встречные стулья и столики. Стало видно, что у нее очень широкие бедра.
— Счастливо, детка! — крикнул ей вслед Парвицкий и продолжил уже вполголоса: — Бедняга Наташка. Она лучший аккомпаниатор, какого я только могу вообразить, но ее совсем доконала смена часовых поясов. Спит на ходу! Сегодня я репетирую и играю с оркестром, так что пусть дрыхнет до вечера. Вообще-то она существует по нью-йоркскому времени — живет на Брайтоне. Там сейчас ночь. Природу трудно обмануть. Но возможно!
5
С о ю з русских художников — художественное объединение (1903–1923). Его видные члены K. A. Коровин, А. Е. Архипов, С. В. Иванов, С. В. Малютин, К. Ф. Ион добивались широкой и яркой живописности, много работали на пленэре. Их привлекали мотивы родной природы и русской жизни.
6
«Г о л у б а я роза» — художественное объединение (1907). У его членов (наиболее известны Н. П. Крымов, И. В. Сапунов, П. В. Кузнецов, С. Ю. Судейкин, М. С. Сарьян) поэтика символизма сочеталась с живописными новациями.
7
А т р и б у ц и я — определение авторства произведения искусства, времени его создания, а также художественной и исторической ценности.
8
П о х и т о н о в И.П. (1850–1923) — живописец-передвижник, пейзажист, «русский барбизонец». Многие годы жил во Франции и в Бельгии.