Эрик потом полночи не мог уснуть, всё думал о прочитанном, о словах Кати, о Дине. Спрашивал себя: если бы точно знал, что ДК — это она, сдал бы или нет? Обнародовал бы записи Алисы или не смог? Затем решил, что лучше возьмёт этот дневник у Кати, пока она не наворотила новых дел.
На утро вечно цветущий Ренат выглядел так, будто он тяжело и долго болел. Беднягу аж качало при ходьбе. Впрочем, на первый урок такими же красавчиками пришли и Корбут с Никитой Прочанкиным, да и вчерашняя именинница недалеко от них ушла.
Не успел урок начаться, как в аудиторию пожаловала Нонна Александровна. И вид её ничего хорошего не сулил. Холодно оглядев весь класс и выдержав зловещую паузу, от которой даже учителю стало явно не по себе, она сурово произнесла:
— Ковалевская, Спицына, Аксентьева, Приходько, Прочанкин, Корбут и Шмыгов после уроков жду в своём кабинете.
30
Вечеринки всегда нравились Дине. И неважно, где их устраивали — тайком в пансионе, как сейчас, или в каком-нибудь заведении в городе. Ни одну она не пропускала, хотя к алкоголю всегда относилась прохладно. Просто её организм принимал любые градусы неохотно и реагировал не так, как у других. Никакого радостного возбуждения, никаких горящих глаз, раскованных движений и заливистого смеха. Такими становились её подруги. У неё же от нескольких глотков вина начинала трещать голова и клонило в сон.
Поэтому весь вечер Дина могла цедить для виду один бокал, едва смачивая губы. Но это ничуть не мешало веселью. И без горячительного она чувствовала себя непринуждённо в любой компании. А любила вечеринки, наверное, потому, что они разбавляли однообразные будни, где каждый шаг строго по расписанию. И то, что директриса их запрещала, лишь подогревало интерес.
Но в это воскресенье Дина с удовольствием просто полежала бы с книжкой в тишине и покое. Будь вечеринка где-то, она бы и не пошла, но не сбегать же из собственной комнаты. Да и Полина не поняла бы.
На завтрак они не пошли — надо было успеть приготовиться к вечеру. Вместе с девчонками она делала бутерброды на шпажках, нарезала фрукты, цепляла надувные шарики к настенным полкам, носила из соседней комнаты стулья. И даже как-то развеялась, забыв про хандру. Втроём они болтали, смеялись и даже подпевали хором «Незабудка — твой любимый цветок».
Вот только когда началось самое веселье, Дина поймала себя на мысли, что каждую минуту ждёт, когда оно закончится и все уйдут.
Но, как назло, посиделки затянулись почти до полуночи. И что совсем плохо — не обошлось без громкой ссоры.
Началось с того, что Корбут, хоть и пришёл вместе с Ником, но сидел как на поминках.
Лиза напрасно старалась его растормошить — разговоры он не поддерживал, есть ничего не хотел, только пил как не в себя и от всех отмахивался. А когда Лиза пригласила его на медленный танец, включив специально на ноутбуке «Trap» Елизаветы, отказался, причём резко. Буквально рявкнул это своё «не хочу».
Лиза отшанулась и, обидевшись, умчалась в ванную плакать.
— Ты чего, Димон? — спросил его Никита. — Что с тобой?
— Да всё со мной нормально.
— От твоего нормально Лизок вон слёзы льёт, — едко заметила Дина. — Зачем девушку обидел?
— Да, Дим, зачем ты так с ней? — подхватила Полина.
— Да как «так»? Ну не хочу я танцевать, что такого? Чего пристали? — огрызнулся он.
— Эй, потише, не кричи на Полину, — встрепенулся Ренат. — Так-то у неё день рождения.
— Да ни на кого я не кричу! — снова повысил голос Дима, но тут же сбавил обороты и сказал уже спокойно: — Извини, Полин. Я не хотел. Просто… не знаю. Настроения ниже плинтуса.
— Не у тебя одного, — сказала Дина. — Надо уметь держать себя в руках, не маленький.
Корбут замолк. Ничего больше не говорил, и никто к нему не цеплялся.
Лиза вернулась, села за стол, но к Диме не обращалась и даже не смотрела на него. Обижалась.
Дина её понимала — это больно, когда тебе грубит тот, кто… Она осеклась. Стоп, мысленно велела себе. Она так сильно расстраивается из-за Маринеску вовсе не потому, что он ей нравится. Это вообще не так. Он ей не нравится и не может нравиться. Просто обидно очень. Он заступается за эту мямлю Катю, оскорбляет, угрожает, хотя Дина ей, по сути, не сделала ничего такого уж, а вот та ей — да.
Как будто в ответ на её раздумья, Никита ляпнул:
— А как думаете, между Маринеску и нашей крыской что-то есть? Может, он её пялит? А то с чего бы ему её защищать?
— Кто о чём, а у Ника одно на уме, — зло фыркнула Дина. Его предположение почему-то стало вдруг ей очень неприятно.