Дина вспыхнула. Ну нет, это уже никакое хладнокровие не выдержит. Сколько можно выслушивать от него оскорбления?
— Всё сказал? А теперь меня послушай, — возмутилась она. — Лично я твоей дуре Кате ничего пока не делала. И шмотьё её не трогала, ясно? Так что со своими угрозами иди в другое место.
— Ну ещё бы ты сама что-то делала, — хмыкнул Маринеску, — когда можно подослать шестёрок.
— Ты оглох? Или речь не понимаешь? — повысила голос Дина. — Ещё раз для особо одарённых: я ни-че-го ей не де-ла-ла. Так тебе ясно? Сдалась мне твоя юродивая…
— На себя взгляни…
— Дин, всё нормально? — За спиной Маринеску, шагах в трёх, маячил Никита Прочанкин. Рядом с ним крутилась Лиза.
— Дина, пошли уже на урок, — позвали они.
Дина резко встала с подоконника, оказавшись лицом к лицу с Маринеску. Толкнула его в грудь и выпалила зло:
— Убери руку. А своей юродивой передай: стучала бы она поменьше, никто бы её и не трогал.
Лиза хихикнула.
— А ты уверена, что это она? — И не думал отступать Маринеску.
— Ой, ну а кто? Она, конечно! — вмешалась Лиза. — Сначала на Дину стукнула, теперь на всех нас… А пока вы с ней к нам не попали, у нас, между прочим, никто ни на кого никогда не стучал! Ни разу! За все годы ни одной крысы…
— Так что Казанцева твоя получила по заслугам, — с вызовом бросила ему в лицо Дина, но, увидев, как полыхнула ярость в его глазах, в душе́ дрогнула.
— Ну уж, по заслугам, — фыркнула Лиза. — Подумаешь, барахло её выкинули, да, Дин? За такое её вообще бы…
Договорить она не успела, потому что Маринеску порывисто распахнул створку и, схватив сумку Дины с подоконника, вышвырнул её из окна.
Дина и Лиза хором взвизгнули. Ник застыл, опешив.
— Ты совсем больной?! — кричала Дина, колотя его кулаками в грудь.
Он поймал её запястья, развёл руки в стороны.
— Что? Не нравится? А что так? — чеканил он, прожигая её чёрным взглядом. — Подумаешь, барахло твоё выкинули.
— Отпусти её! — подал голос Ник.
— Псих бешеный! Урод! Сволочь! — ругалась Дина, тщетно пытаясь освободить руки. Но когда она в очередной раз со всех сил дёрнула их на себя, он неожиданно выпустил её запястья, и Дина, потеряв равновесие, упала назад.
Несколько человек ахнуло — оказывается, за их стычкой наблюдали девчонки и парни из девятого класса, а она и не заметила. Обида, стыд и гнев душили её. Вот же сволочь! Так её опозорил перед всеми!
К ней сразу подскочили Лиза и Никита, помогли подняться, отряхнули юбочку.
Шумно и часто дыша, она встала, смахнула ладонью предательские слёзы. Бросила на него острый взгляд. А ему хоть бы что.
— Успокоилась? — спросил он таким тоном, будто это она тут взбесилась и творила всякое непотребство. — В другой раз…
— Чума идёт! Чума! — тревожным эхом прокатилось среди девятиклассников.
Дина сжала губы, глядя исподлобья на Маринеску, затем вдруг решительно шагнула к противоположной от окон стене, вдоль которой стояли узкие стеклянные шкафы с наградами, кубками, призами, и со всей силы толкнула один.
В тот же миг раздался грохот, дребезг, звон, крики. И совсем скоро из-за угла и правда показалась Нонна Александровна. Шагала она не так вальяжно и степенно, как несколько минут назад. Видимо, даже немного пробежалась, судя по сбившемуся дыханию. Да и на бесстрастном лице её отчётливо читался страх.
— Что это? — спросила она, с ужасом глядя на груду осколков, среди которых, отливая на солнце золотыми бликами, валялись кубки.
— Это он! — не моргнув глазом, Дина уверенно указала на Эрика. — Он толкнул стойку.
— Ты что, совсем сдурела? — двинулся он к ней.
— Да, это Маринеску сделал, — не сговариваясь, сказали Лиза и Никита.
Нонна Александровна повернулась к девятиклассникам:
— Вы видели, кто разбил стойку?
Они, секунду поколебавшись, кивнули и, все как один, заявили:
— Да, это вот он.
Одна из девочек ещё и уточнила:
— Он сначала Дину толкнул, она даже упала. А потом шкаф разбил.
— Да, да, — подтвердили её слова остальные.
На него было страшно смотреть. Лицо, казалось, аж потемнело от гнева. Но больше он ничего не отрицал, ни с кем не спорил, вообще ничего не говорил. Лишь испепелял Дину горящим взглядом.
— Ясно, — процедила директриса. — Разойтись все по классам, немедленно. Ну а ты сейчас уберёшь всё это безобразие, а потом в мой кабинет.
Они поплелись на историю втроём, оставив Маринеску с грудой битого стекла.