"Вы должны понять, что моей единственной целью является попытка опровергнуть все то ложное, которое связывают теперь с именем этого уникального человека. Говорят, будто он не женился потому, что ему нравились женщины много моложе его. Это неверно. Его подруги ни в коем случае не были наполовину моложе него. Подумайте о фрау Хелен Бекштайн, фрау Брукман и, наконец, но не в последнюю очередь обо, мне! Он хотел, чтобы женщина была женственной в лучшем значении этого слова, чарующей во всех отношениях, милой и, если возможно, хорошенькой. Поэтому ему нравились молоденькие дочери его друзей, и он всегда с восторгом встречал мою дочь Ференис. В моем доме он любил наблюдать, как танцует молодежь..."
УМЕНЬЕ УГАДЫВАТЬ
ОСОБЫЕ ВКУСЫ ГИТЛЕРА
Генни (Генриетта) Хоффман считалась одной из самых привлекательных женщин в окружении Адольфа Гитлера.
Генни, умело кружившая голову немецкому фюреру, была первой леди родной страны Гитлера Австрии, женой гауляйтера Вены и вождя Гитлерюгенда Бальдура фон Шираха, известного гомосексуалиста своего времени.
Когда Гитлер пришел в студию её отца, фотографа Хоффмана, Генни было всего восемь лет, но девочки часто выглядят старше своего возраста, а в расслабляющей и соблазнительной атмосфере, царившей в апартаментах отца, Генриетта, взрослела не по дням, а по часам. Хоффман наполнил студию веселыми девицами и уступчивыми молодыми людьми без комплексов. Здесь, в продуманно освещенной студии, где все было позволено, Гитлеру сразу понравилось. Ему, привыкшему к богемной жизни, требовалась именно такая игровая площадка, где бы он мог всей душой отдохнуть от аскетического популистского имиджа, который приходилось сохранять перед добропорядочными бюргерами.
Как рассказывала Генни, с Генрихом Хоффманом Адольф Гитлер подружился сразу же. "Мой отец был одним из немногих людей, которые понимали Гитлера... Они были очень близки... Это была дружба, начавшаяся в детстве. Они плавали в одной и той же речке - Гитлер в Линце, мой отец - в Ревенсбруке. Я думаю, мой отец всегда видел в нем такого вот простого старого друга из деревни, человека, с которым не было ни малейшей необходимости важничать".
Это умение угадывать особые вкусы Адольфа Гитлера и редкая способность находить им применение, фюрер оценил по заслугам: как только национал-социалисты пришли к власти, Хоффмана назначили персональным фотографом рейхсканцлера и фюрера. Должность, которая, как все понимали, буквально озолотила бы малорослого блондина Генриха. И семья это понимала: супруга Хоффмана, пока была жива, также вносила свою долю в ухаживание за фюрером. Говорили, что у неё был особый дар превращать мрачную мину Адольфа в улыбку, возвращать ему мужественность и даже веселить, когда его одолевала депрессия. Эта дама и сама увлеклась Гитлером, играя некоторое время "роль мамы" по отношению к нему. После смерти фрау Хоффман дом развалился и стал походить на сборище гомосексуалистов и лесбиянок. Здесь много пили и проповедовали полную свободу в сексуальных отношениях всех видов. Гитлер часто посещал эти вечеринки и очень подружился с Генни.
Соратники Гитлера предполагали, что фюрер соблазнил Генни, когда ей было всего 16 лет, а затем купил молчание Хоффмана, устроив брак его дочери с богатым женихом фон Ширахом. Генни заняла блестящее положение в свете.
Несомненно, что продвижению Генни в свете помогало искусство Хоффмана обвораживать фюрера и его безошибочный инстинкт. Он собрал коллекцию "голубых" фильмов, которые украдкой показывал в своей студии вождю. Фаворит Гитлера вызывал огромную зависть. Нацистская элита, особенно Геббельс, пользовались, как известно, разнузданной сексуальной свободой, имея для себя даже что-то вроде узаконенных гаремов в виде "источников жизни" домов, где они могли беспрепятственно оплодотворять "чистокровных ариек". Но противоестественные наслаждения Гитлера всегда вызывали у них тщательно скрываемую ревность.
Бывший председатель Данцигского сената и приближенный Гитлера Герман Раушнинг вспоминал: "Но самой гнусной из всех была вонючая миазма скрытой противоестественной сексуальности, которая наполняла и разлагала всю атмосферу вокруг него, подобно эманации зла. Ничто в его окружении не было прямым. Тайные сношения, эрзацы и сексуальные символы, фальшивые сантименты и спрятанные пороки, - ничто не имело открытости здорового, естественного инстинкта..."
Погруженная в порок с молодых лет Генни умело скрывала в своих послевоенных интервью эту ночную сторону жизни боготворимого кумира. Она пересказывала слова Адольфа: "Я был так беден, - говорил он ей, - студент без гроша, и никто сначала меня не хотел. А затем я оказался на войне, в окопах и стал ещё более одиноким. Ни дома, ни собственности, ничего своего... И вот внезапно я стал знаменит. Я могу иметь любую женщину, какую захочу. Но это невозможно, ибо я не могу даже назначить девушке рандеву без того, чтобы об этом сразу же все не узнали. Я вам говорю, что я не могу даже посидеть в кофейне или в Английском парке здесь в Мюнхене и встретиться с девицей по её приглашению без скандала. Итак, вы видите, Генни, что мое время прошло..." Он выглядел таким печальным, говорила Генни, и я понимала, что он хотел сказать. Гитлер чувствовал её симпатию к себе, и это объясняло все.
Разумеется, те же самые душераздирающие сказки Адольф умело рассказывал каждой женщине, которой увлекался. В этих словах Гитлер просто панически требовал секретности своих интимных отношений. Генриетта Хоффман, в это время уже вполне созревший подростк, насмотрелась и наслушалась в фотостудии своего отца всего, что ей не полагалась знать. И она на всю жизнь усвоила уроки соблюдения секретности личной жизни своего фюрера.
Поэтому, наверное, она энергично отрицала заболевание фюрера неизлечимой формой третичного сифилиса, а также склонность его к извращенным формам секса.
Возможно, Гитлер заключал в себе не одну, а несколько индивидуальностей. И, вероятно, умел удовлетворять свои похоти с разными особами и с каждой по-своему.
После войны Генриетта постарела и обеднела. Союзники в свое время реквизировали как ценную библиотеку её отца, так и вообще бесценный фотоархив. Правда, кое-что она с братом отыскала. На жизнь этого хватало. Кроме того, Генни жила ещё и на гонорары от своих мемуаров.
ЛЮБОВЬ К АНГЛИЙСКОЙ ДЕВУШКЕ
Англичанка Нэнси, старшая сестра Юнити Митфорд, ставшей впоследствии поклонницей Гитлера, присутствовала её рождении. В одной из своих книг "Водяной паук" она так описывает это событие. В 1914 году Нэнси гостила в доме дедушки Редесдейла, на Кенсингтон-Хайстрит, вместе с Пам, Томом, Дианой, Блор (няней Митфордов) и Адой, кормилицей, когда 8 августа родилась девочка, которую окрестили Юнити - по имени актрисы, которую обожала мать, и Валькирией, в честь девы войны.
Юнити и её сестра Джессика быстро росли и развивались. Джессика так описывает развлечения изобретательных малышек: "Юнити и я создали целый язык, названный будледидж, непонятный всем, кроме нас самих, на который мы переводили различные грязные песенки (чтобы можно было безопасно распевать их перед взрослыми) и обширные куски из "Оксфордской книги английской поэзии". Дебо и я организовали "Общество Гоне..."
Сама Джессика развила теорию, из которой следовало, что их отец реликт раннего развития человечества, "недостающее звено", "Старый недочеловек". Суждения и поведение сестер были похожими - бунт, революция, стремление отбросить патерналистское влияние, каким бы оно ни было. В этом чувствовалось что-то люциферианское. Восстание против любого влияния привело к парадоксальному результату: одна из сестер стала коммунисткой, другая - фашистской. Обе попали в зависимость от двух наиболее демонических идеологий XX века.
О повороте Юнити к национал-социализму её сестра рассказывала: "Это был год, когда Гитлер пришел к власти. Боуд (еще одно прозвище Юнити) намеревалась поехать в Германию, выучить немецкий язык и встретить фюрера... Над её преданностью нацизму нельзя было подсмеиваться. Она полностью запродалась нацистам. Их салют - "Хайль Гитлер!" с поднятой рукой - стал её стандартным приветствием каждому человеку, семье, друзьям, даже удивленной почтальонше в деревне Свинбрук".