"После того как мы обменялись несколькими словами, - продолжала Хелена. - я пригласила его приходить к нам на ланч или обед, когда у него будет время; и с того дня он стал постоянным визитером, наслаждавшимся тихой и уютной домашней атмосферой; время от времени он играл с моим сыном Эгоном, а также часами говорил о своих планах и надеждах по возрождению Германского рейха. Казалось, что ему нравилось бывать в нашем доме больше, чем во всех других, куда он был приглашен; может быть, потому, что у нас его не мучили постоянно завистливыми вопросами и не представляли другим гостям "как грядущего спасителя" и он мог, если хотел, спокойно сидеть где-нибудь в углу, читая или делая заметки. Мы не делали из него знаменитость...".
Гитлер, как считали в семье Ханфштенглей, находился с Хеленой в тайной связи, хотя очаровательная супруга и говорила мужу, что смотрит на Адольфа, как на импотента ("абсолютный сексуальный нуль"). Однако за время их многолетней дружбы Гитлер каждый год на её день рождения посылал Хелене букет кроваво-красных роз. Даже тогда, когда она в 1936 г., разведясь с Путци, вернулась в Америку, чтобы там вторично выйти замуж, Гитлер не изменил своей привычке и продолжал посылать даме розы.
Хелена была настоящей леди, подлинной аристократкой. Таких Адольф прежде не встречал. Ее остроумная, провоцирующе-уклончивая манера вести беседу, тонкое воспитание и врожденный здравый смысл очаровали от природы чувствительного к расовому совершенству Гитлера.
Даже спустя десятилетия, вспоминая это счастливое время, Хелена скажет, что она была "одной из немногих женщин в его жизни, кто мог высекать в нем случайные искры веселости". Удивленно и несколько изумленно вглядываясь в фюрера, Хелена находила в нем дарование настоящего актера. Его любовь к драме - очевидна. Гитлер сам рассказывал, что в детстве его самым горячим желанием было стать проповедником.
Когда провалился пивной путч, Гитлер в панике бежал в дом Ханфштенглей, где спрятался в платяном шкафу Хелены от преследовавших его полицейских. Увы, дом в Уффинге был хорошо известен и полиция уже шла по следам Гитлера. На следующее утро Хелена забрала у него из рук пистолет, чтобы предотвратить истерическое самоубийство. Вращая глазами, Гитлер, рыдая, говорил: "Все кончено... Финиш! Это уже конец!"
Но все ещё только начиналось. Вскоре Хелене, по её собственным словам, опять пришлось спасать Гитлера от самоубийства, когда он вдруг стал отказываться от всякого приема пищи в первое время своего тюремного заключения.
Как и при других любовных похождениях Гитлера, обе стороны, по-видимому, умели очень хорошо прятать все концы туда, где их не сумели найти до сих пор. Тем не менее, сын Хелены Эгон засвидетельствовал-таки один любопытный инцидент интимной биографии фюрера. В тот раз он сидел один в гостиной с Хеленой на низкой софе при гаснущем вечернем свете.
"Гитлер испытывал эмоциональное и физическое влечение к моей матери, вспоминал Эгон. - Что-то в ней особенно взывало к нему. Возможно, то, что она никогда не поощряла его чувств. Она смотрела на него, как на сексуальное "ничто", хотя лично я думаю могла и ошибаться. Я уверен, что она была для него чрезвычайно привлекательна.
Момент самый подходящий: вместе, одни, полумрак смягчает очертания вещей, его обычная сдержанность должна была отступить. Совершенно внезапно он оказался на коленях у её ног - его темная голова искала что-то в складках её платья.
- О, если бы, - он рыдал, - у меня был кто-нибудь, чтобы позаботиться обо мне!..
Миг или два успели пройти, прежде чем молодая дама смогла понять, что происходит: Адольф на свой собственный странный манер занимается с ней любовью. Его руки обвивали её колени, их объятия становились все сильней. С максимальной деликатностью, на которую она была способна, Хелена оттолкнула его в сторону.
- Послушайте, это не поможет, - сказала она своему кавалеру, будто плачущему малышу.
Гитлер шатался, его руки висели как плети, он казался обессиленным, когда вновь сел на софу. Но она вела себя совершенно спокойно. Наверное, больше всего ей хотелось по-женски его утешить, но, как светская дама, она не могла рисковать и должна была отвергнуть его патетическое притязание. Поэтому Хелена сделала вид, будто ничего не произошло, и просто спросила:
- Почему же тогда вы не женитесь? Ведь, конечно...
Он разрыдался, прерывая ее:
- Я никогда не смогу жениться. Моя жизнь посвящена моей стране!
Взрыв эмоций заставил её замолчать. Она вспоминала другие случаи, когда он проявлял к ней необычайное внимание...".
Но в этом семействе была ещё одна дама - сестра Путци, - Эрна, о которой Адольф Гитлер писал:
"Однажды в Хоф-отеле Байрейта собралась толпа женщин: все удивительные, все в бриллиантах; но тут появилась одна дама, красота которой заставила всех остальных поблекнуть в сравнении с ней. На ней не было бриллиантов. Это была Эрна Ханфштенгль".
В тот день, когда Эрна в первый раз ждала к себе в гости нацистского лидера, она приготовила на ланч омлет и салат, которые, как она знала, должны были ему понравиться:
"Мне удалось получить от одного друга из деревни несколько яиц, вспоминала Эрна, - и наскрести достаточно жира, чтобы его приготовить. У нас было так мало всего в те дни. Но я слышала об этом мужчине и хотела произвести на него впечатление, поэтому сделала все, что могла".
В тот день он пришел в её мюнхенские апартаменты, но был сдержан и подозрительно насторожен. Однако после еды Адольф несколько расслабился.
Эрна продолжает:
"Я помню, мы говорили очень много, главным образом о политике, он был чрезвычайно интересен. Гитлер не показывал и тени нетерпения, когда я высказывала ему свои взгляды. И, надо признать, он совершенно не пугал меня, понимаете, я была испорченная девочка, красавица. И я происходила из большого дома, где было четырнадцать слуг, лошади и английская гувернантка. Когда я впервые встретила его, то подумала: "Вот молодой человек, получивший диплом за хорошую учебу, подобно многим другим из простых семей. Только и всего... Я не думаю, что он слушал женщин так, как мужчин. Я узнала также, что он стал ненавидеть евреев, когда жил в Вене. Конечно, в то время венское общество находилось под их господством: их женщины имели лучшие бриллианты, наилучшие меха и духи. Было нетрудно не любить их. Мы же в Германии оказались страшно бедными. Такие, как я, не имели нижнего белья и часто располагали только одним заношенным платьем. А у бедняков вообще не было одежды. Они не могли даже послать своих детей в школу. Никто в Англии никогда не поймет, как мы тогда страдали... Когда я думаю об этом времени после войны, то спрашиваю себя, чем мы тогда действительно жили? Не было ни картошки, ни хлеба, ни яиц, ни жиров в достаточном количестве, ни мяса... Это просто ужасно. И мы думали ещё о миллионах наших брошенных солдат, у которых ничего не было за плечами: ни продуктов, ни работы. Это действительно страшно. И мы очень хорошо понимали, что нам говорил Гитлер. Он предлагал всем тем, кто не имел ничего, шанс получить по меньшей мере корочку хлеба, молоко для детей и, возможно, даже какую-то работу. Таков он был, небольшой забавный человечек, ничего больше. Немного ниже меня ростом и очень худой в то время. Потому что у него тоже не хватало еды. Но он имел смелость предложить нам надежду, и ради этого каждый готов был идти за ним.
И я, конечно, оказалась права, - продолжает вспоминать Эрна, - Гитлер был бедной личностью, с которой плохо обходились. И именно это обеспечивало ему успех у женщин. Когда женщина видит, что мужчина беден и нуждается, она хочет защитить его. Часто она готова дать ему все. Знаете, католички молились, заказывали мессы о спасении души Гитлера, потому что думали, что он находится в руках демона-разрушителя, который заставляет его творить страшные вещи. Они хотели спасти его, потому что были женщинами!
Он не мог заниматься любовью ни с одной женщиной, разве что в извращенной, перверсивной форме. И ее-то разделила с ним Ева Браун, которая была просто маленькой продавщицей. Она стала добровольным партнером его актов садо-мазохизма".