В овине пахло сеном и овцами, соломенная труха кружилась в воздухе, медленно опускаясь на руки, на одежду, на волосы. Джон стоял в углу и ждал, ощущая внутренний подъем и странную лихорадочную радость. И хотя он знал, что его любовь не имеет будущего, и что через несколько дней Лианна Мормонт станет Лианной Мандерли, сейчас эти мысли только делали предвкушение счастья еще более острым. «Я дурак», — в очередной раз подумал король — «Влюбленный дурак». Все это — встречи в темноте, аромат тайны и ожидание, которое затмевает само событие — было более прилично юнцу, чем зрелому мужчине. Но он ничего не мог с собой поделать — при одной мысли, что Лианна вот-вот войдет сюда, и они смогут побыть наедине, внутри у него все начинало плясать от радости.
Она вошла тихо, но он сразу же повернул голову на звук. Девушка откинула капюшон плаща, делавшего ее невидимкой, и фонарь осветил ее лицо, бледное и усталое. Они стояли молча, не делая попытки приблизиться друг ко другу. Джон все же не смог сдержать радостную улыбку, но, когда, вместо того, чтобы улыбнуться в ответ, Лианна только покачала головой, а затем вдруг всхлипнула, улыбка погасла.
— Мне не следовало приходить сюда — прошептала она и подошла ближе. — Я думала, что за эти дни мне станет легче, что смогу перебороть себя, смириться, найти утешение в том, что каждый из нас исполнит свой долг… Но я не могу — она вновь горестно покачала головой. — Все мои мысли, все мечты, все желания — только о тебе, днем и ночью, неважно, вижу я тебя или нет, и ничего не помогает подавить их. Но, кажется, я нашла один способ. — Тут Лианна улыбнулась и посмотрела Джону в глаза, и у него по спине пробежал холодок — столько безумного отчаяния было в этом взгляде, что он начал колебаться. Много ли толку в его праведности и долге, если из-за него страдает женщина, без которой он никогда не сможет быть по-настоящему счастлив и жить полной жизнью? Травинка, медленно кружась, опустилась на ворот ее платья, совсем рядом с шеей, напоминая ему о том, как совсем недавно ее кожа теплела под его поцелуями, и ему мучительно захотелось снять ее.
Лианна — ее имя звучало сладко, как первый весенний дождь, и Джон впервые в жизни каким-то краем души, неведомым ему доселе, начал вдруг отдаленно понимать, что двигало его отцом — отцом по крови — который забыл и честь, и гордость, и брачные клятвы в объятиях другой северной красавицы. Он унаследовал эту тягу, эту слабость, которая даже теперь толкает его совершить бесчестный поступок, который может сломать жизни им обоим. Так стоит ли удивляться тому, что женщина, от одной близости которой в нем все дрожит и полыхает, носит одно имя с его матерью?
Она глубоко вздохнула, словно решаясь на что-то, и продолжила:
— Я хочу попросить тебя об одной вещи.
— Я сделаю все, что в моих силах, если это хоть немного уменьшит твою боль, от которой ты страдаешь по моей вине.
— Выдай меня замуж.
— Что?
— Выдай меня замуж — повторила она — ты король, здесь нет никого выше тебя по положению, кому как не тебя положено быть моим посаженным отцом! Ты знаешь меня с детства, все это только одобрят.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь.
— Нет, Джон, это ты не понимаешь. Я не смогу забыть тебя или разлюбить — никогда. Но, если ты сам вложишь мою руку в руку Мертона Мандерли, это будет конец –как последняя милость.
— Я не могу. Это жестоко, ты не знаешь, о чем меня просишь!
— Но ты обещал — в голосе девушки зазвучало отчаяние — ты сказал, что сделаешь все, чтобы облегчить мою боль, а теперь отказываешься!
— Лианна — выдохнул он, и она невольно подалась вперед на его голос, и Джон, кляня себя одновременно за жестокость и за слабость, не отодвинулся, но поднял руку, останавливая ее, пока они оба не перешли границу, которую им с таким трудом удавалось удерживать все эти дни — ты не можешь просить меня об этом.
— Почему? — она сморгнула слезы, которые беззвучно струились по ее щекам без всхлипываний и рыданий. — Почему? — теперь в ее голосе криком прорвалась боль вперемешку со злостью — Почему нет?
— Потому что даже моим силам есть предел. Я согласился приехать сюда, на твою свадьбу, не подозревая еще о том, что уже полюбил тебя. Я выдержу оставшиеся дни до нее, и в назначенный час приду в богорощу, чтобы увидеть, как ты приносишь брачные обеты другому мужчине. Но не проси меня самому отдать тебя ему.
Она молчала, глядя на него широко раскрытыми глазами, и сейчас — заплаканная, несчастная, отчаявшаяся и все же несгибаемо твердая — она была милее Джону более, чем когда-либо до этого. Теперь уже он не смог удержаться от того, чтобы не шагнуть к ней — но Лианна остановила его, подняв руку в том же жесте, что и он до этого:
— Не надо… ваша милость. Как вы сказали, вашим силам есть предел. Моим тоже.
С этими словами она развернулась и бесшумно покинула хлев, забрав с собой свет, а Джон, подождав немного, медленно побрел к себе, ощущая себя обессиленным и несчастным.
========== Глава 6. Ответ ==========
Наконец, настал день свадьбы. Проснувшись утром, Джон почувствовал едва ли не облегчение — сегодня все закончится. Он выдержит этот длинный день, как и обещал Лианне, а назавтра еще до рассвета покинет Медвежий. Он вернется в Королевскую гавань к своей дочери, своему долгу и своему народу. О том, что его ждет череда безрадостных одиноких лет, он старался не думать. «Я не возьму жены и не буду отцом детям» — когда он четырнадцатилетним мальчиком произносил эти слова, стоя на коленях в снегу, то и понятия не имел, от чего отказывается. И вот теперь, у него была жена, у него есть дитя — а он все так же одинок, как и много лет назад. Знали ли об этом те, кто слушал его клятвы? Старый Медведь? Мейстер Эйемон? Куорен Полурукий? Действительно ли они нашли покой и честь в исполнении своего долга? Знали ли они об одиночестве столько же, сколько знает он? Забавно, даже теперь Джон никогда не думал о мейстере из рода Таргариенов как о родственнике. Возможно, только старый слепой дракон бы его понял.
Погруженный в свои мысли, он едва заметил слугу, который осторожно поскребся в дверь, а потом, не услышав ответа, вошел с тазом горячей воды и полотенцем. Король вздохнул и, рывком откинув одеяло, встал с постели. Сегодня он будет в черном.
***
Богороща на Медвежьем острове была большой и древней, показывая приверженность хозяев острова старым богам. Чтобы уважить веру родственников со стороны будущего мужа, с ними прибыл септон из Белой гавани, который должен был отдельно благословить новобрачных. Но сам брак должен быть заключен перед ликами богов, которым поклоняется весь остальной Север.
Гостей было не так уж много, но все же достаточно, чтобы подчеркнуть значение этого союза двух северных домов. Для короля и лорда Вилиса было поставлены удобные кресла, остальные вынуждены были стоять. Жених уже переминался с ноги на ногу под деревом, и нельзя было не залюбоваться им — молодой, красивый, статный мужчина в расшитом серебром дублете и голубом плаще. Легкий ветерок с моря слегка покачивал знамена на древках — водяной дома Мандерли и медведь дома Мормонтов. Все молчали и ждали только невесту. «Он будет ей хорошим мужем» — с болью, ставшей уже привычной, в очередной раз сказал себе Джон и стиснул пальцами резной подлокотник. Случайный взгляд выловил из множества русых и темных голов рыжие волосы Сансы, и на сердце у него стало чуть легче.