– Позвольте поинтересоваться, какой начинкой подавился гражданин?
– Капустной.
– Разве капустной можно так подавиться?
– Гляньте на его морду – такой кочан капустой не нарастишь.
– Это уж точно – мясными отъелся.
– Не в коня корм, – философски заметил прохожий в шляпе.
– Гражданин, позвольте поинтересоваться, вы каким пирожком так подавились?
– Зачем вы спрашиваете, когда он ответить не может?
– Почему не может?
– Не прожевал. Некультурно спрашивать, если кто не прожевал.
– Пусть знак подаст.
– Он и подает.
– Это не знак, просто гражданином агония овладела, вот и дергается без всякого смысла.
– Откуда вы знаете?
– Давеча одна вполне себе ничего дамочка компотом в столовой захлебнулась – так же дергалась.
– Позвольте поинтересоваться, компот из сухофруктов был или ягодный?
– Из моркови.
– Что ж это за компот такой – из моркови? Таким весьма неудивительно захлебнуться.
– Да уж, таким захлебнуться – раз плюнуть.
– Врет он все – не бывает морковного компота. Выдумал тоже – из моркови.
– А дамочка перед компотом пирожки не ела?
– Не знаю, не было мне интереса наблюдать за ней до того, как она захлебнулась.
– Может, она и не захлебнулась, а подавилась – пирожком, например.
– Да уж, пирожком подавиться – раз плюнуть.
– Что-то он притих.
– Вымотался.
– Этак он вовсе изойдет из жизни и издохнет.
– Издохнет.
– Да уж, нынче издохнуть – раз плюнуть.
Любопытствующие утомились глядеть на затихшего Пудикова и пошли дальше, жуя пирожки. А прохожий в шляпе даже философски наступил на Веню, отчего застрявший в горле кусок вышибся наружу.
Веня порозовел, отряхнулся и, забрав сдачу, пошел доедать пирожок и доживать вернувшуюся жизнь.
Монашка
Дождь закончился. Ночной воздух сделался прозрачен. Монашка сняла с себя мокрую одежду и принялась выжимать из нее воду. Белые груди причудливо засияли в холодном лунном свете.
Они напоминали пару покачивающихся полумесяцев – одновременно похожих и разных; то ли смотревших друг на друга, то ли отвернувшихся; усыпанных капельками сорвавшейся с неба влаги.
Монашка не замечала, что та, большая, луна, и миллионы вернувшихся после дождя звезд, и вся бездна мироздания отражаются в каждой из этих капелек, и что целая россыпь вселенных покрыла ее тело.
Совершенно голая монашка стояла под небом и дрожала от холода.
На нее смотрели сотни глаз – поляну, где она остановилась, заняло стадо совокупляющихся кроликов. Кролики разглядывали монашку и в порыве любовного экстаза мелко дрожали.
Так они и дрожали: замерзающая монашка и сто совокупляющихся пар кроликов.
Но монашка их не видела – все кролики были черными.
И в каждом из смотревших на нее глаз покачивалось два полумесяца, покрытых тысячами капелек, и в каждой капельке плыла бездна с миллионами звезд. И все вместе они дрожали от любовного экстаза и от холода ночи.
Монашка вдруг чихнула, капли небесной влаги осыпались с ее замерзающего тела на землю, и тысячи вселенных в глазах кроликов погасли.
Падение
До падения оставалось всего ничего.
Елизавета Алексеевна Беляшкина очень спешила на работу и поскользнулась. Но не упала. Только залезла ногой в лужу и забрызгала чулки. Везде, куда ни глянь, была слякоть. И даже трамваи, которые ходят по ровно положенным рельсам, и те обдавали мир чем-то мутным, скверным.
Когда Елизавета Алексеевна поднималась на третий этаж, навстречу выскочил стажер Пинчук, весь в пятнах, и она выронила из рук сумочку. Сумочка упала, вещички из нее вывалились прямо на затоптанные ступени. А Пинчук сразу убежал.
Артур Тигранович тоже поднимался по лестнице. Он увидел, как она собирает свое подмаранное имущество, остановился и переждал, наблюдая. А когда Елизавета Алексеевна выпрямилась и оглянулась, подмигнул ей.
Видевшая все Генриетта Петровна, тихо ступавшая за Артуром Тиграновичем, сказала Елизавете Алексеевне, что поступок ее безмерно дрянен и непристоен. И что, наверное, ее теперь уволят.
Елизавета Алексеевна весьма огорчилась. И потому целый день у нее все валилось из рук и падало. А когда вышла на улицу, повторно поскользнулась. И точно бы упала, но ее подхватил Артур Тигранович и не дал упасть.
Она испугалась и побледнела, но Артур Тигранович оказался исключительно почтителен и имел обходительность предложить подвезти ее на автомобиле.
А по-настоящему Елизавета Алексеевна Беляшкина упала, когда запуталась в своих чулках в гостях у Артура Тиграновича. И даже повредила себе ногу и тут же стала хромать. Артур Тигранович посмотрел на ее хромоту и сказал, что в таком виде ей лучше уехать. На трамвае. Увечным женщинам в его доме не место. А сам от всей этой негармоничности тут же уснул.