Она чувствовала себя слишком слабой, чтобы отстаивать мужа, отражать посторонния влияния на него, охранять его. Она старелась: уже несколько серебряных нитей мелькало в ея прекрасных черных волосах, цвет лица принял колорит старой слоновой вости и морщины, не исеажая еще черт, тем не менее проложили тонкие следы на увядающем лице. Напротив Мишель, который всего на четыре года был старше ея, сохранился удивительно, без единаго белаго волоса, с юношеской гибкостью стана, сильный, живой, неутомимый, как будто тридцать восемь лет наполненных такою оживленною деятельностью прошли для него безследно и не легли гнетущею тяжестью.
Да, Сусанна сожалела о той поре, когда, сидя в креслах Людовика XIII, она видела перед собою Мишеля, работающаго за столом в стиле Генриха II, в то же врема разсеянно пробегая какую-нибудь новую книгу или работая иглой над какой нибудь хозяйственной мелочью. И теперь она любила уединяться в дальний покой, где принимала только близких, чтобы переживать прошлое, упиваясь его грустной отрадой.
Сегодня Сусанна сидела в маленькой гостиной с двумя дочерьми: Анни, слишком высокая для своих восьми лет, вытянувшаяся как спаржа, немного слишком бледная под белокурыми волосами, с маленьким вдумчивым личиком, на котором сияли большие, серые глаза,— глаза Мишеля,— поражала серьезным, мягким, почти меланхолическим выражением, между тем как Лауренция, моложе сестры на два года, почти брюнетва, составляла полную противоположность Анни: в чертах лица ея, в шустрых глазах, несколько несоразмерно большом рте, в круглых щеках с ямочками, дрожал и сверкал вечный смех. Дети как всегда сидели около матери, старшая по правой стороне, младшая no левой, чинно играя молча с перстнями матери, предоставленными ею в их распоряжение. Удерживая их взглядом в этом спокойном положении, которое видимо было естественно для старшей, Лауренции же стоило некоторых усилий, Сусанна беседовала с гостем. Это был Жак Монде, друг детства ея мужа, с которым сохранил теснейшую связь. Он приехал неожиданно, вызванный семейными делами, взяв отпуск из лицея в Аннеси, в котором сам учился вместе с Мишелем и где уже лет десять преподавал латынь. Зная, что у Тесье всегда найдется для него комната, он остановился у них, убежденный в хорошем приеме. В самом деле, Монде был вместе другом и мужа и жены: Тесье провели несколько сезонов в соседстве с ним, на берегу маленькаго озера, зеленыя воды котораго навевали на Мишеля воспоминания детства. Друзья не разлучались. Сусанна же, узнав покороче Монде,— при первом знакомстве он ей не понравился, прониклась в нему самой дружественной симпатией. Хороший человек, без всякаго честолюбия, легко переносивший скромную долю, выпавшую ему, с умеренными желаниями,—Монде скрывал под незначительною наружностью редкое благородство сердца и исключительную, всестороннюю интелигентность; Сусанна называла его “добрым гением” своего мужа. Она обожала его за простоту, прямой характер, добродушие. Порою она завидовала его жене, которая хотя итне вкушала сладкий фимиам славы, за то муж принадлежал ей и она делилась им только с шестью толстыми детьми, отлично выкормленными, но плохо одетыми, адский гвалт и топот которых не мешал скучным занятиям — исправления ученических тетрадей. Она чувствовала, что эти два любящия друга друга существа принимают спокойно все, что им посылает судьба, и не волнуются несбыточными желаниями. Мишель же таил в себе тайну, и порою она зияла как бездна в душе с виду спокойной, но которую всегда внезапная буря могла взволновать до сокровеннейшей глубины.
Монде, с своей стороны, обожал Сусанну за ея скромную прелесть, необыкновенную доброту и самоотверженную преданность “великому человеку”, котораго любил с истинно отеческой нежностью.
Часто говаривал он Тесье:
— У тебя именно такая жена, какую тебе нужно, мой милый, верная, единственная… Ты должен быть счастлив!