— Теперь ваш черед… Вы можете его раздавить… Я это чувствую, и поверьте моему чутью, это так… Какая победа!.. Они шлепнутся в грязь…
— Я не большой охотник до подобнаго рода баталий,— отвечал Тесье,— оружие, которым мне придется сражаться…
— Вы можете однако быть убеждены, что оно вас не ранит, так как ваша репутация безупречна, и в частной жизни, как и в общественной, вы рувоводствуетесь одними принципами…
В это самое мгновение, пристав передал Мишелю визитную карточку.
Он сильно побледнел и сейчас же поднялся.
— Как! — вскричал Торн,— вы уходите?.. Но ведь Камбель сейчас кончит…
— Обдумав, я решился воздержаться от возражений…
— Вы шутите!.. Видите, Тесье, это такая минута, когда нельзя ослабевать… Вы знаете хорошо, что на вас разсчитывают…
— Быть может,— отвечал Мишель,— но я не могу говорить так, как нужно… Я все равно проиграю сражение, друг мой, лучше ужь промолчу…
И так как Торн хотел возражать, он повторил со странным выражением в голосе:
— Да, лучше мне промолчать, поверьте!..
И ушел, предупредив об этом президента палаты.
Раз Тесье отказался говорить, никто уже не просил слова. Военный кредит был утвержден большинством тридцати голосов. В подобных обстоятельствах, это незначтельное большинство для министра равносильно было блестящему успеху. Диль мог торжествовать. Тотчас же все руки протянулись в нему. Он принимал это со скромностью и равнодушием, как будто заранее был уверен в таком результате. И когда кто-то сказал ему довольно не кстати, как всегда бывает с торопливыми льстецами:
— Вот доказательство, что у нас не Англия и что Парнель у нас невозможен…
Он прервал его словами, которыя сейчас же были подхвачены:
— Да, во Франции всегда прощают подобнаго рода вещи… тем, кому оне в привычку!…
Между тем Тесье в волнении отыскал в зале даму, спрашивавшую его, и которая была никто иная, как г-жа Керие. Объяснить этот визит, думалось ему, можно лишь одним:— г-жа Керие все знала и явилась изобличить его, в качестве матери. И он трепетал как мальчишка упреков этой женщины, которую не уважал. Он торопился придумать, чем бы защититься от нея и ничего не находил. Она могла сказать ему все, что вздумается, она могла обойтись с ним как с последним негодяем, трусом, лицемером: обстоятельства были за нее. Она была бы права в глазах посторонних.
О, как лжива эта жизненная комедия, где вещи никогда не являются в своем истинном свете, и люди постоянно прячут свой настоящий облик! Эта дурная мать, сердце которой изсушила пустота светской жизни, является защищать свою дочь, которую никогда ни капли не любила, защищать от него, от него, который ее обожает, и так как он не обладал наглостью и медным лбом Диля, не мог с цинической усмешкой относиться к общественному мнению, то и должен склонить голову перед судьбой, должен признать себя виновным.
То, как встретила его г-жа Керие, разсеяло его опасения.
— Здравствуйте, мой милый Тесье,— сказала она, протягивая ему руку.— Я так давно вас не видала. Не стыдно ли забывать своих друзей?
Мишель отвечал, стараясь скрыть свое волнение:
— Вы знаете, как я занят, с самаго приезда.
— Да, да, я знаю, потому и прощаю вас. Как здоровье вашей супруги?
— Она совершенно здорова, благодарю вас.
— A дети?
— Дети то же здоровы.
— Ах, здоровье всего дороже!.. A за то время, что вы о нас позабыли, у нас столько важных перемен… вы слышали?
Мишель опять почувствовал, что сердце его сжалось:
— О! — произнес он.
— Да,— отвечала г-жа Керие,— положение затруднительное, и мы нуждаемся в вашей опытности и руководстве… Но скажите, я вас не отвлекаю от дела? Вы можете мне подарить несколько минут?
— Я к вашим услугам.
— Ну, так в двух словах, вот в чем дело. Бланка выходит замуж. Вы знаете, что она уже отказала нескольким претендентам, хотя представлялись выгодныя партии. Мы предоставляем это ея свободному выбору — и я, и мой муж. Но на этот раз мы считаем необходимым вмешаться. Она уже в тех летах, когда пора подумать серьзно о своем положении. Неправда-ли и ваше мнение таково?
Мишель сделал над собою усилие, чтобы ответить:
— Разумеется.