Так, в свадебном обряде всех сословий усилилась роль его церковной части. Выше уже говорилось, что указом 1702 г. законодатель провозгласил обряд обручения в храме актом религиозной значимости. Кроме того, по распоряжению Синода в течение нескольких десятилетий запрещалось венчать девушек без так называемых «венечных памятей», где указывались все их «анкетные данные». Суммы денег, собираемые за составление «венечных памятей», шли в доход государства, а именно — на содержание госпиталей для солдат и богаделен для незаконнорожденных младенцев.[179] В 1765 г. Екатерина II отменила практику «венечных соборов», справедливо полагая, что она усложняет процедуру вступления в брак.[180] В то же время с большей строгостью, нежели в допетровское время, стали следить за фиксацией фактов венчания в «книгах о супружестве» — метрических церковных книгах.[181]
Весьма требовательно следили и за проведением процедуры оглашения намерения вступить в брак.[182] Венчать новобрачных позволялось только в церкви,[183] причем в определенные дни это делать запрещалось.[184] Тайные венчания церковный закон осуждал, требуя это делать «при множайших людях». Тем самым предвосхищалась возможность выдачи замуж женщины, уже состоящей в браке или имеющей кровное родство с женихом, и одновременно пресекались разные уловки и «хитрости».
Если в домосковское и раннемосковское время свадьба четко делилась на веселие и почти не связанные с ним церковные ритуалы, то в XVIII в., а тем более в начале XIX, венчание стало не просто органичной, но центральной частью свадьбы. Ни одно из воспоминаний русской дворянки не обошлось без упоминания о венчании; описания же каких-либо обрядовых действий (предсвадебной бани, обряда чесания волос, игровых действий, песен — всего того, без чего не обходилась свадьба крестьянская) не встречаются.[185] По всей вероятности, на ход свадебной церемонии в привилегированных сословиях большое влияние оказала привнесенная европейская традиция подобных торжеств.
Сопоставляя свадебные обычаи России и своей родины, англичанка Марта Вильмот отметила как типично русский «обычай готовить le dot (приданое. — Н. П.) почти с рождения девочки», а также обязательный перечень необходимых для молодой семьи предметов, которые в него входили: «столовое белье, простыни, столовое серебро (речь о дворянских семьях. — Н. П.), большое количество платья, постель», которые «укладываются в тюки». Немало поразил англичанку и обычай благословления приданого священником, который должен был «окропить собранные вещи водой». В тех же письмах М. Вильмот 1803–1804 гг. упоминается свадебный обычай взаимного одаривания подарками «примерно одного достоинства» родственников двух породняющихся семей.[186]
«Чин венчания» — то есть необходимые молитвы при наложении венков в церкви — был в средневековой Руси очень длинным. Новобрачные и гости уставали стоять перед алтарем. В 1703 г. на венчании боярина И. Ф. Головина вечно спешивший царь Петр I приказал не дочитывать текст чина до конца.[187] Царю не терпелось погулять на свадебном пиру.[188] С тех пор практика расширения «веселья» за счет сокращения обрядов церковного венчания стала быстро приживаться, а в 1724 г. Синод уже законодательным путем сократил некоторые ритуалы и текст молитв. Свадебный пир, «веселье» оставались обязательными элементами русской свадьбы и в зажиточных слоях, и в беднейших. Но упоминания о свадебном обеде («пирушке свадебной»)[189] в мемуарах представительниц привилегированного сословия крайне редки. По всей вероятности, свадебное угощение (пользуясь лексикой княгини Н. Б. Долгоруковой — «свадебные конфекты») представлялось само собой разумеющейся частью праздника бракосочетания и, за исключением фиксаций примеров особо роскошных яств, редко описывалось образованными мемуаристками.
Православные ритуалы в XVIII столетии были неотъемлемой частью и народных, и дворянских свадеб. Благословение невесты иконой, крестом, появление в свадебном веселии обрядов, связанных с «освященным воском» (от свечи, которую невеста держала в церкви), — говорило о постепенном слиянии народных традиций с религиозными. При этом «слиянии» ритуалы, унижавшие женщину и идущие от христианской женофобии, так и не стали «обычными» и мало закрепились в обрядовой части свадьбы. В частности, обычай выставления сорочки новобрачной после первой брачной ночи Петр I запретил как «жестокий», а за следование ему приказал «наказывать и знатных».[190]
180
ПСЗ. Т. XX. № 14356; T. XVII. № 12433 («…венечных памятей не писать, но совсем оныя оставить…»); Т. XVIII. № 13208; Т. XXI. № 15891.
181
В 1721 г. Петр I издал указ о заведении метрических книг во всех церквах (ПСЗ. Т. VI. № 3718). Епархиальные иереи обязаны были отныне ежегодно сообщать в Синод о числе венчавшихся (ПСЗ. Т. VI. № 4022. П. 29). С 1724 г. существовала единоообразная форма ведения метрических книг (ПСЗ. Т. VII. № 4480; ПСПиР. Т. III. № 1143; Т. IV. № 1218), а с 1764 г. — табели, в которых фиксировались: фамилии брачующихся, дата венчания, в какой по счету брак вступают жених и невеста, имена поручителей, имена священников, совершивших обряд (ПСЗ. Т. XVI. N 9 12061). Высылать табели следовало ежемесячно, но вряд ли кто это соблюдал, иначе бы Синод не издавал постановление за постановлением, подчеркивая небрежность и нерадение выполнения указов (ПСЗ. Т. XX № 14948; T. XXIII. № 17192; РГАДА. Ф. 1183. Оп. 1. 4.VI. № 530; ПСПиР. Т. Х. № 3518).
184
КК. Гл. 48. Грань 4. Л. 227; Дубакин А. Влияние христианства на семейный быт русского общеста. М., 1880.
185
Венчать запрещено было: в Великий пост, до литургии утром и ночью, в понедельник, на Сырной неделе (КК. Гл. 50. Правило 52 Лаодикийского собора. С. 494; Стоглав. Гл. 18; РГАДА. Ф. 1183. Оп. 1. Ч. XXII. № 116; ПСПиР. Т. Х. № 3527.