Бывали случаи удивительные. По воспоминаниям М. С. Николевой, родившейся в начале XIX в., ее бабушка, жена коменданта Нерчинска Я. И. Еремеева, умерла в родах, следом умер отец новорожденной, а девочку (мать мемуаристки) вскормил и воспитал денщик отца, «подкладывая ее к козе». Девочку он берег, как мог, пока не пристроил в дом некой А. А. Николевой, жены губернатора Тобольска, воспитавшей сироту наравне с родными детьми.[311] Поступок «доброй и умной женщины», как охарактеризовала губернаторшу мемуаристка, был типичен для дворянок того времени. Сплошь и рядом в более зажиточных и знатных семьях воспитывались и дети бедных (а иногда и отнюдь не бедных!) родственников,[312] а то и вовсе посторонних людей. В XVIII в., когда была «мода» на крепостные театры, немало девочек из простых семей (признанных одаренными и способными к сцене) воспитывалось в семьях своих «господ».[313] В крестьянских семьях матери «по охоте», как тогда говорили, брали в семью подкидышей. Иногда мотивы подобного поступка (передачи ребенка на воспитание из одной семьи в другую) были морально-педагогические, в иных случаях — житейские, бытовые (здоровье ребенку было легче сохранить «под присмотром»). Например, отец А. П. Волынского в связи с тем, что его вторая жена — по позднейшему определению пасынка — была «женщина весьма непотребного состояния», отдал сына на воспитание в семью родственника, С. А. Салтыкова. В других случаях взятие женщиной ребенка на воспитание (и чаще это касалось девочек!) диктовалось пониманием аксиомы: сохранить здоровье и жизнь ребенку легче в семье, нежели вне ее.[314]
Чаще, разумеется, ребенок рос в родной семье. При этом многие дворянки в своих мемуарах признавались с недоумением и досадой, что их рождению не радовались — оттого только, что они не были мальчиками-первенцами (которым, кстати, в крестьянской среде нередко давали имя Ждан и про которых говорили: «Первые детки — соколятки, последние — воронятки»)[315]. Е. Ф. Комаровский записал в своих мемуарах о рождении первого сына: «28 мая 1803 года… Бог мне даровал перваго сына графа Егора Ефграфовича. О рождении прочих моих детей записано в святцахъ, и потому поминать здесь о том я нахожу излишним…» Примерно так же рассуждал и Иван Толченов, отметивший в своем «Журнале» день, когда он был «обрадован благополучным разрешением от бремени Анны Алексеевны. Родился сын» (на девятом году после бракосочетания). О других детях мемуарист упоминать не стал. «Дочери! Что в них проку! ведь они глядят не в дом, а из дому», — рассуждал дед Сергея Аксакова, демонстрируя устойчивость старых, традиционных воззрений на дочерей и сыновей, которые в дворянской среде, казалось бы, должны были быть давно уже вытеснены новыми «чувствованиями».[316]
В возрасте между 30 и 40 годами дворянки рожали весьма часто; такие роды у них были, как правило, не первыми и часто протекали с осложнениями. К пятидесяти женщина считалась уже вышедшей из фертильного возраста (ср.: «В одной толпе старуха лет 50-ти…» — заметил как-то А. Н. Радищев).[317] На рождение новых детей в немолодом возрасте женщины смотрели как на тягость, на неизбежное зло. «Родители мои не чувствовали радости при моем появлении на свет, какую обыкновенно чувствуют при рождении первенцев, — признавалась на страницах своих воспоминаний некая А. Щ. — Они смотрели на меня как на новую обузу, которая свалилась им на шею…» С тем же чувством начинала свои мемуары и одна из первых выпускниц Института благородных девиц при Смольном монастыре Г. И. Ржевская. С горечью констатировав «нерадостность» события своего рождения для родителей, она привела рассказ о нем одного из родственников: «Огорченная мать не могла выносить присутствия своего бедного 19-го ребенка и удалила с глаз мою колыбель… О моем рождении — грустном происшествии — запрещено было разглашать… По прошествии года с трудом уговорили мать взглянуть на меня…»[318]
312
Е. Р. Дашкова воспитывала, например, с 7-летнего возраста младшего сына своей родственницы А. А. Воронцовой — «пока ему не исполнилось шестнадцать лет и он не вступил на службу в чине майора…» (Дашкова. С. 229). В семье Е. В Татищевой (дочки историка В. Н. Татищева) воспитывались ее внуки (См.: Янькова. С. 23). См. также: Энгельгардт. С. 3.
313
Данилов. С. 13–14; Янькова. С. 231; Николева. № 10. С. 134; Капнист-Скалон. С. 292; Шереметев С. Татьяна Васильевна Шлыкова. 1773–1863. СПб., 1889. С. 2.
315
РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1 (Александровский уезд). Л. 11об. — 12; Сборник пословиц Е. Р. Романова // Записки Северо-Западного отдела РГО. Вильна, 1910. Кн. 1. № 635.
316
РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1 (Александровский уезд). Л. 11об. — 12; Сборник пословиц Е. Р. Романова // Записки Северо-Западного отдела РГО. Вильна, 1910. Кн. 1. № 635.