Семейные разделы стали распространенным явлением уже в XIX в., а в рассматриваемое нами время оставались еще достаточно редкими. Напротив, многопоколенные и братские семьи были весьма типичным явлением. От женщин в них ожидалось — несмотря ни на что — умение ладить друг с другом и совместно вести дом.[511]
Большое, и даже более значительное, чем в повседневном быту привилегированных сословий, имели во многопоколенных крестьянских семьях бабушки, которым, кстати сказать, в те времена часто было едва за тридцать.[512] Бабушки — если не были стары и хворы — «на равных» участвовали в домашних делах, которые в силу их трудоемкости представительницы разных поколений часто делали вместе: стряпали, мыли полы,[513] бучили (мочили в щелоке, кипятили или парили в чугунах с золой) одежду. Менее трудоемкие обязанности строго распределялись между старшей женщиной-хозяйкой и ее дочерьми, невестками, снохами. Жили относительно дружно, если большак (глава семьи) и большуха (как правило, его жена; впрочем, большухой могла быть и вдовая мать большака)[514] относились ко всем одинаково. Семейный совет состоял из взрослых мужчин, но большуха принимала в нем участие. Кроме того, она заправляла всем в доме, ходила на базар, выделяла продукты для повседневного и праздничного стола. Ей помогала старшая сноха или все снохи по очереди.
Самой незавидной была доля младших снох или невесток: «Работать — что заставят, а есть — что поставят». Невестки должны были следить за тем, чтобы в доме все время были вода и дрова; по субботам — носили воду и охапки дров для бани, топили особую печь, находясь в едком дыму, готовили веники. Младшая сноха или невестка помогала париться старшим женщинам — стегала их веником, обливала распаренных холодной водой, готовила и подавала после бани горячие травяные или смородинные отвары («чай») — «зарабатывала себе на хлеб».[515]
Разведение огня, прогревание русской печи, ежедневная стряпня на всю семью требовали от хозяек ловкости, умения и физической силы. Ели в крестьянских семьях из одной большой посудины — чугунка или миски, которые ухватом ставились в печь и им же вынимались из нее: юной и слабой здоровьем невестке с таким делом было непросто управиться — в этом легко убедиться, разглядывая изображения крестьянского обеда в зарисовках сына придворного конюха И. А. Ерменева («Обед», «Крестьяне за обедом») и И. Я. Меттенлейтера («Деревенский обед», 1786 г.).[516] Старшие женщины в семье придирчиво проверяли соблюдение молодухами традиционных способов выпечки и варки. Всякие новшества встречались враждебно или отвергались. Но и молодухи не всегда с покорностью сносили излишние притязания со стороны родственников мужа. Они отстаивали свои права на сносную жизнь: жаловались, убегали из дому, прибегали к «колдовству».[517]
В осенне-зимний период все женщины в крестьянском доме пряли и ткали на нужды семьи. Когда темнело, усаживались вокруг у огня, продолжая разговаривать и работать («сумерешничали»). И если другие домашние работы падали в основном на замужних женщин, то прядение, шитье, починка и штопка одежды традиционно считались занятиями девичьими. Подчас матери не выпускали дочерей из дому на посиделки без «работы», заставляя брать с собой вязание, пряжу или нитки для размотки.[518]
Несмотря на всю тяжесть повседневной жизни крестьянок, в ней находилось место не только будням, но и праздникам — календарным, трудовым, храмовым, семейным. Весело отмечались Святки — с гаданьями, игрой в снежки, колядованием, ряжеными в костюмах и масках. Ряженые женщины чаще всего изображали барынь и цыганок. По части веселья со Святками успешно соперничала Масленица, знаменитая гостеваниями с блинами, катаниями на лошадях и с гор на санках: «…Бабы и девки, засевши целыми кучами, чуть не одна на другую, разряженные и приглаженные, катились с песнями». Излюбленным масленичным состязанием молодежи, в котором принимали участие и девушки, были прыжки через костер. Завершалось празднование Масленицы изобильным угощением блинами. На Троицын день (50-й после Пасхи), в начале лета, девочки и девушки водили хороводы, играли в горелки и русалки, гадали. Исполнение торжественных обрядов, приуроченных к началу или окончанию сева, жатвы, первого выгона скота, также скрашивало будни крестьянок;[519] по словам автора «Дневных записок» (1768 г.) Ивана Лепехина, они «облегчали труд простым своим пением».[520]
511
Информатор фонда В. Н. Тенишева из Шуйского уезда привел поговорку: «Уж, видно и сама-то жох, коли из пяти снох ни одной хорошей не выискала», выразившую суть дела: большуха должна была уметь уживаться с молодыми (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 66 (Шуйский уезд). Л. 9).
513
«…группа женщин в пять-шесть человек, переходя из дома в дом..» (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 40. Л. 1–2).
514
«Большуха — не всегда жена большака. Ею может являться не только замужняя женщина, но и вдова или девушка или одна из снох. На большухе лежит распорядительство всеми женщинами…» (РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 32 (Меленковский уезд). Л. 3).
517
Анохина Л. А., Шмелева М. Н. Культура и быт колхозников Калининской области в прошлом и настоящем. М., 1964. С. 117; Миненко. С. 155.
519
Русские народные гулянья по рассказам А. Я. Алексеева-Яковлева. М. — Л., 1948; Громыко М. М. Мир русской деревни. С. 319–361.
520
Лепехин И. И. Дневные записки путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства в 1768–1769 гг. СПб., 1795. Ч. 1. С. 9.