Сценарий второй. "Ущемленные" элиты коммунистического класса сбрасывают партократию и при этом не проводят никаких социально-политических реформ. (Это чуть было не произошло при Андропове: казалось, что партократия вот-вот будет раздавлена мощной элитой КГБ.) Вскоре, однако, у них на "шее" вырастает из их собственного социального тела точно такая — партократическая — или подобная ей олигархия. Противоречие между новой партократией и "старыми" элитами остается. И в зависимости от расстановки сил определится ее политика. Новая олигархия по "молодости" и неопытности будет склонна к кооперации власти с другими элитами. По мере, однако, ее "старения" (и возмужания) олигархия будет в силу имманентных законов развития советского общества стремиться к большей концентрации и централизации власти, пока противоборство интересов и целей между партократией и другими элитами коммунистического класса не станет неразрешимым. И тогда произойдет очередной "взрыв", и развитие советского общества вновь вернется к исходному противоречию.
Сценарий третий. Элиты коммунистического класса одолевают партократию и не создают новую. Такой переворот ведет к глубоким изменениям во всей социальной структуре советского общества. Но прежде всего в структуре самого коммунистического класса — завершится его формирование в качестве "полноценного" класса. Но до то־ го, как это произойдет, он, коммунистический класс, должен превратить свои пожизненные права, привилегии, блага в наследственные.
Социальная структура советского общества в том виде, как она существует сейчас, не позволяет ему этого достигнуть из-за ее чисто символических, давно ставших рудиментарными, полусоциалистических принципов, номинально регулирующих права (не статус и не власть) человека и социальных групп.
Для того, чтобы "переступить" идеологизированную социальную "нишу" своего бытия, коммунистический класс нуждается в союзнике. Им не могут быть трудящиеся массы, заинтересованные в размывании, а не в узаконивании социального неравенства. В реализации своего права на господство коммунистический класс обнаруживает общность интересов с социальной группировкой, возникшей в советском обществе за рамками официальной стратификации: это неоднородные группы дельцов, комбинаторов, составившие огромные состояния в системе "второй экономики". У них есть то, чего всегда недостает коммунистическому классу, — капитал. А коммунистический класс в избытке обладает всем, в чем остро нуждаются подпольные миллионеры для того, чтобы получить официальное признание — статус и привилегии.
Взаимодействие коммунистического класса и дельцов подпольного капитала наблюдается в СССР многие годы: продаются привилегии и покупается социальный статус. Из покровителей "второй экономики" представители коммунистического класса становятся ее организаторами и руководителями, а функционеры "второй экономики" проталкиваются в коммунистический класс, при этом самые динамичные проскальзывают в господствующую олигархию.
Социальная мобильность в системе "коммунистический класс —־ подпольные капиталисты" в конечном итоге может привести к их объединению, то есть к образованию одного класса, где право на господство будет гарантировано капиталом, статусом, привилегиями, передаваемыми по наследству. Единственное препятствие — это идеологическая оболочка советского государства. Если она будет слома־ на — а такая необходимость может быть продиктована крахом коммунистической экономики, — в СССР установится совершенно новый режим. Власть будет разделена: государственная — окажется в руках политической олигархии — наследницы коммунистического класса, хозяйственная — под контролем элиты, выросшей из тела подпольного бизнеса. Ориентация такого нового класса будет иметь широкий диапазон возможностей: от стремления к обособленности (это маловероятно) до сотрудничества с другими классами советского общества, что представляется более реальным. Развитие советского общества по этому сценарию, если станет возможным, произойдет не раньше нового столетия, когда будут "обыграны" и "исчерпаны" другие "сценарии" — и те, что были нами намечены, и те, что остались за пределами данной работы.
Проанализированные сценарии, однако, не учитывают важнейшее действующее лицо на сцене советской политической жизни — народ. Его социальная позиция и политическая ориентация, несомненно, внесут изменения в любые сценарии или создадут совершенно исключительную их комбинацию. Возможно, советскому народу удастся определить развитие общества по собственному сценарию, в котором он будет и автором, и постановщиком, и главным героем.