Он стал выкатываться из кухни. Я вытянул перед ним руку, и он остановился.
— Как насчет ужина? — спросил я. — Сегодня. Я должен освободиться около семи.
Он сказал:
— Благотворительные обеды — прерогатива суповых кухонь.
— Обаяния в тебе хоть отбавляй, — сказал я и опустил руку.
— Неужели ты сегодня не идешь на свидание?
— Не иду.
— А Линда?
— Линда все еще в Техасе.
— Вот как! Разве она не должна была вернуться на-прошлой неделе?
— Должна была. Но ей пришлось остаться. Ее отец…
— Что, сердце?
Я кивнул.
— Ему стало хуже. Настолько, что она осталась там на неопределенный срок.
— Печально это слышать. Будешь с ней говорить, передай от меня привет. Скажи, я надеюсь, что он поправится. — Его гнев уступил место сочувствию. Я не был уверен, что это к лучшему.
— Ладно, передам, — сказал я. — Желаю тебе весело провести время на ранчо.
Он шагнул и остановился.
— Ладно. Тебе тоже приходится не сладко. Прости.
— У меня все хорошо, Майло. И это предложение никакая не благотворительность. Бог знает почему, но я подумал, что вместе поужинать было бы неплохо. Двое парней болтают разную чепуху, задираются по-дружески и все такое, ну, как в рекламе пива.
— Да, — сказал он. — Ужин. Ладно. Поесть-то я всегда готов. — Он похлопал себя по животу. — И если к сегодняшнему вечеру ты еще не закончишь свою писанину, приноси с собой черновик. Дядя Майло внесет мудрые редакторские коррективы.
— Отлично, — сказал я, — а пока суд да дело, почему бы тебе не подумать о каком-нибудь настоящем хобби?
7
После его ухода я сел писать. Без какой-либо видимой причины дело пошло как никогда гладко, и быстро наступил полдень, возвещаемый вторым за сегодня звонком в дверь.
На этот раз я заглянул в глазок. То, что смотрело на меня оттуда, было лицом незнакомки, но не совсем: остатки черт девчушки, которую я когда-то знал, сливались с лицом на фотографии из газетной вырезки двадцатилетней давности. Я вдруг понял, что в момент нападения ее мать была лишь немногим старше, чем сейчас Мелисса.
Я открыл дверь и сказал:
— Здравствуй, Мелисса.
Она от неожиданности вздрогнула, потом улыбнулась.
— Доктор Делавэр! Вы совсем не изменились.
Мы пожали друг другу руки.
— Входи.
Она вошла в дом и остановилась, сложив руки перед собой.
Трансформация девочки в женщину была почти завершена, и то, что получилось, свидетельствовало о плавном изяществе процесса. У нее были скулы манекенщицы под безупречно гладкой, слегка загорелой кожей. Ее волосы потемнели, стали каштановыми с отдельными выгоревшими на солнце прядками и свисали, совершенно прямые и блестящие, до самого пояса. Вместо прямой челки теперь был боковой пробор и зачес. Под естественно изогнутыми бровями светились огромные, широко расставленные серо-зеленые глаза. Юная Грейс Келли.
Грейс Келли в миниатюре. Она была ростом едва больше метра пятидесяти, с тонюсенькой талией и мелкими костями. Серьги в виде больших золотых колец украшали каждое похожее на раковинку ухо. В руках она держала небольшую кожаную сумочку. На ней была синяя блузка с застежкой донизу, джинсовая юбка чуть выше колен и темно-бордовые мокасины на босу ногу.
Я провел ее в жилую комнату и пригласил сесть. Она села, скрестила ноги в щиколотках, обхватила колени руками и осмотрелась.
— У вас очень хорошо дома, доктор Делавэр.
Я подумал о том, какое впечатление могли произвести на нее мои полторы сотни квадратных метров красной древесины и стекла на самом деле. В замке, где она росла, были, вероятно, комнаты побольше всего моего дома. Поблагодарив ее, я тоже сел и сказал:
— Рад видеть тебя, Мелисса.
— И я рада видеть вас, доктор Делавэр. И большое спасибо, что согласились так быстро встретиться со мной.
— Не стоит благодарности. Трудно было меня найти?
— Нет. Я воспользовалась томасовским справочником — совсем недавно узнала о его существовании. Он потрясающий.
— Да, верно.
— Просто удивительно, как много информации может уместиться в одной книге, правда?
— Правда.
— Я раньше никогда не бывала в этих каньонах. Здесь действительно красиво.
Улыбка. Застенчивая, но не растерянная. Такая, как надо. Настоящая молодая леди. Может, это все рассчитано на меня, и в компании друзей она превращается в нечто хихикающее и дурно воспитанное?
Она ходит гулять по улицам?
У нее есть друзья?
До меня вдруг дошло, что эти девять лет сделали ее совершенно мне незнакомой.
Придется начинать с нуля.