Это означает также, что расхожее представление, будто существует четкая разграничительная линия между деньгами и не-деньгами — а закон обычно пытается провести такое разграничение — на самом деле неверно, если говорить о причинно-следственных связях в денежной сфере. Мы обнаруживаем здесь скорее некий континуум, в котором объекты с разной степенью ликвидности и с разной (колеблющейся независимо друг от друга) ценностью постепенно переходят друг в друга постольку, поскольку они функционируют как деньги.[74]
Я всегда находил полезным разъяснять студентам, что мы довольно неудачно выбрали для обозначения денег имя существительное. Для объяснения денежных феноменов было бы полезнее, если бы «деньги» были прилагательным, описывающим свойство, которым различные вещи обладают в различной, причем меняющейся, степени.[75] Слово «валюта», происходящее от латинского valutus (имеющая ценность), по этой причине более уместно, поскольку объекты могут иметь разную ценность в разных регионах или слоях населения.
Здесь мы сталкиваемся с проблемой, с которой часто встречаемся при попытках объяснить трудно определимые явления экономической жизни. Чтобы упростить описание очень сложных взаимосвязей, которые иначе едва ли удалось бы проследить, теоретики проводят резкие границы там, где в реальной жизни разнообразные свойства объектов плавно переходят друг в друга. Подобная ситуация возникает, в частности, при попытках установить четкое разграничение между такими понятиями, как товары и услуги, потребительские товары и товары производственного назначения, товары длительного и текущего пользования, воспроизводимые и невоспроизводимые блага, блага специфические и общие, взаимозаменяемые и невзаимозаменяемые, и т. д. Все это очень важные разграничения, но они могут дезориентировать, если мы, стремясь к модной квазиточности, будем рассматривать эти классы как множества с отчетливо выраженными границами. Это означает упрощение, которое иногда необходимо, но всегда опасно, и не раз приводило экономическую науку ко множеству ошибок. Хотя различия являются существенными, это не значит, что мы можем четко и однозначно разделить экономические явления на два (или любое другое число) отличных друг от друга класса. Мы часто говорим и, по-видимому, в некоторых случаях должны говорить так, как будто такие разграничения точно определены в действительности, но подобная практика может быть очень обманчивой и приводить к совершенно ошибочным заключениям.[76]
Сходным образом, тезис о существовании одной, четко определенной вещи, именуемой «деньгами», которую можно легко отличить от других вещей, является юридической фикцией. Эта фикция, введенная для удовлетворения нужд адвоката или судьи, никогда не была истинной, поскольку явления, остающиеся за ее рамками, вполне могут вызывать последствия типично «денежного» характера. Однако она принесла много вреда, порождая требование пользоваться для определенных целей только «деньгами», выпускаемыми правительством, или, допуская существование только какого-то одного объекта, о котором можно говорить как о деньгах данной страны. Это привело также, как мы увидим далее, к выработке в экономической теории таких объяснений ценности денег, которые, будучи построенными на крайне упрощающих предпосылках, хотя и давали некоторое полезное приближение к реальности, оказывались бесполезными для решения тех задач, которые нам предстоит здесь рассмотреть.
74
ср.: J.R. Hicks, «A Suggestion for Simplifying the Theory of Money», Economica, February 1935
75
Махлуп, по этой причине, говорит иногда о «денежности» и «почти денежности» (например, Fritz Machiup, «Euro-Dollar Creation: A Mystery Story», Banca Nazio-nale dellavoro Quarterly Review, 94, 1970, reprinted Princeton, December 1970, р. 225).
76
Это особенно характерно для статистиков, так как использование статистического аппарата часто требует проведения жестких разграничений. Хотя модная в экономической науке тенденция принимать только статистически проверяемые теории дала нам некоторые полезные, хотя и весьма грубые приближения к истине, как например, в случае с количественной теорией ценности денег, концепции такого рода совершенно незаслуженно приобрели свою нынешнюю репутацию. С этой точки зрения большинство количественных формулировок экономической теории неприменимы по отношению к предлагаемой нами структуре. Вводить резкие разграничения, не существующие в реальном мире, для того, чтобы сделать предмет пригодным для математической обработки, значит сделать его не более, а скорее, менее научным.