Выбрать главу

ДОМ НА ТУРЕЦКОЙ УЛИЦЕ

Я знал, что человек, за которым я охочусь, живет где–то на Турецкой улице, однако мой информатор не смог сообщить мне номер дома. Поэтому в один дождливый день после полудня я шел по этой улице, звоня по очереди в каждую дверь. Если мне открывали, я отбарабанивал вот такую историю: “Я из адвокатской конторы Уэллингтона и Берили. Одна из наших клиенток, старая дама, была сброшена на прошлой неделе с задней платформы трамвая и получила тяжелые повреждения. Среди свидетелей этого происшествия был некий молодой мужчина, имени которого мы не знаем. Мы узнали, что он живет где–то здесь”. Потом я описывал разыскиваемого мною человека и спрашивал: “Не проживает ли здесь кто–нибудь, кто бы так выглядел?”.

Я прошел по одной стороне улицы, слыша все время только “нет”, “нет”, “нет”.

Я перешел на другую сторону и занялся тем же самым делом. Первый дом: “Нет”. Второй: “Нет”. Третий. Четвертый. Пятый…

На мой звонок не последовало никакой реакции. Через минуту я позвонил снова. Я уже был уверен, что там никого нет, когда дверная ручка легонько шевельнулась, и дверь отворила маленькая седая женщина с каким–то серым вязанием в руках, с выцветшими глазами, приветливо моргающими за стеклами очков в золотой оправе. Поверх черного платья она носила жестко накрахмаленный фартук.

— Добрый вечер, — сказала она тонким, приятным голосом. — Простите, что заставила вас ждать. Но я всегда, прежде чем открыть, проверяю, кто это там за дверью. Старым женщинам свойственна осторожность…

— Извините за беспокойство, — начал я, — но…

— Войдите, пожалуйста.

— Я хотел бы только кое о чем спросить. Я не отниму у вас много времени.

— И все же я попросила бы вас войти, — сказала она и добавила с напускной строгостью: — Мой чай стынет.

Она взяла мои мокрые шляпу и плащ, после чего проводила меня по узкому коридору в слабо освещенную комнату. Сидевший там старый полный мужчина с редкой бородой, падающей на белую манишку, так же туго накрахмаленную, как и фартук женщины, встал при нашем появлении.

— Томас, — сказала она, — это мистер…

— Трейси, — подсказал я, ибо под таким именем представлялся другим жителям улицы, и покраснел, чего со мной не случалось уже лет пятнадцать. Таким людям не лгут.

Как оказалось, их фамилия была Квейр, и были они старыми любящими супругами. Она называла его “Томас” и каждый раз произносила это имя с явным удовольствием. Он говорил ей “моя дорогая” и даже два раза встал, чтобы поправить подушки, на которые она опиралась своей хрупкой спиной.

Прежде чем мне удалось убедить их выслушать мой первый вопрос, я должен был выпить с ними чашечку чая и съесть парочку маленьких пирожных с корицей. Миссис Квейр издала несколько сочувственных причмокиваний, когда я рассказывал им о старушке, упавшей с трамвая. Потом старик пробормотал себе в бороду: “Это ужасно…”, — и угостил меня толстой сигарой.

Наконец я закончил рассказ и описал им разыскиваемого.

— Томас, — сказала миссис Квейр, — а не тот ли это молодой человек, который живет в том доме с перилами? Тот, который всегда выглядит чем–то озабоченным?

Старик размышлял, поглаживая свою снежно–белую бороду.

— Моя дорогая, но разве волосы у него темные? — сказал он наконец.

Старая женщина просияла.

— Томас такой наблюдательный! — сказала она с гордостью. — Я забыла, но у того молодого мужчины действительно светлые волосы. Значит, это не он.

Потом старик высказал предположение, что парень, живущий через несколько домов от них, может быть тем человеком, которого я ищу. Только после довольно продолжительной дискуссии они решили, что он слишком высок, да и, пожалуй, старше. К тому же миссис Квейр припомнила еще кого–то. Они обсудили эту кандидатуру, а потом отвергли ее. Томас высказал новое предположение, которое тоже было забраковано. И так далее.

Сгущались сумерки. Хозяин дома включил торшер. Он бросал на нас мягкий желтый свет, остальная часть помещения оставалась во мраке. Комната была большой и изрядно загроможденной; в ней висели тяжелые портьеры, стояла массивная, набитая волосом мебель прошлого века. Я уже не ожидал какой–либо помощи с их стороны, но мне было удивительно приятно, а сигара оказалась отменной. Я все успею и после того, как выкурю ее.

Что–то холодное коснулось моего горла.

— Встань!

Я не вставал. Не мог. Я был парализован. Я сидел и пялил глаза на супругов Квейр.

Я глядел на них, зная, что это невозможно, чтобы что–то холодное касалось моего горла, чтобы резкий голос приказывал.

Миссис Квейр продолжала сидеть, опираясь на подушки, которые поправлял ее муж. Ее глаза за стеклами очков продолжали мигать столь же дружелюбно и благожелательно.

Сейчас они снова начнут говорить о молодом соседе, который может оказаться тем человеком, которого я разыскиваю. Ничего не случилось. Я всего лишь задремал…

— Встань! — И снова что–то уперлось в мое горло.

Я встал.

— Обыщите его! — прозвучал сзади тот же резкий голос.

Старый господин медленно отложил сигару, подошел и осторожно ощупал меня. Убедившись, что я не вооружен, он опорожнил мои карманы.

— Это все, — сказал он, обращаясь к кому–то, стоявшему позади меня, после чего вернулся на свое место.

— Повернись, — приказал резкий голос.

Я повернулся и увидел высокого, хмурого, очень худого человека приблизительно моего возраста, то есть лет тридцати пяти. У него была скверная физиономия — костистое, со впалыми щеками лицо, покрытое крупными бледными веснушками. Его глаза были водянисто–голубыми, нос и подбородок торчали вперед. Настоящий урод!

— Знаешь меня? — спросил он.

— Нет.

— Врешь!

Я не стал вступать с ним в полемику: он держал револьвер.

— Прежде, чем с тобой покончат, ты узнаешь меня достаточно хорошо, — пригрозил он.

— Хук! — прозвучало из–за откинутых портьер двери, через которую, по всей вероятности, прошел этот урод.

— Хук, иди сюда! — Голос был женский, молодой и чистый.

— В чем дело? — бросил через плечо урод.

— Он здесь.

— Ладно. Постереги этого типа, — приказал он Томасу Квейру.

Откуда–то из–под бороды, пиджака и крахмальной манишки старый господин добыл огромный черный револьвер. То, как он с ним обращался отнюдь не указывало на отсутствие опыта.

Мрачный урод собрал со стула вещи, извлеченные из моих карманов, и исчез за портьерой.

— Пожалуйста, сядьте, мистер Трейси, — с улыбкой обратилась ко мне миссис Квейр.

Я сел.

Из–за портьеры донесся новый голос: неторопливый баритон с заметным британским акцентом, свидетельствующий о появлении образованной особы.

— Что происходит, Хук? — спросил голос.

Резкий голос ответил:

— Очень много. Они вышли на нас! Я как раз выходил на улицу, когда увидел этого типа, я его знал и раньше. Лет пять–шесть назад мне показали его в Филадельфии. Не помню, как его зовут, но морду его я запомнил. Он из Континентального детективного агентства. Я немедленно вернулся, а потом мы с Эльвирой наблюдали за ним из окна. Он шастал от дома к дому по другой стороне улицы и о чем–то спрашивал. Потом перешел на нашу сторону и, немного погодя, позвонил в дверь. Я сказал старухе и ее мужу, чтобы они впустили его, а потом попытались что–нибудь из него вытянуть. Он начал что–то выдумывать о парне, который будто бы был свидетелем того, как какую–то старуху ушиб трамвай, но это вздор. Он хотел узнать о нас. Я вошел и приставил ему ствол к глотке. Я хотел подождать тебя, но побоялся, что он что–нибудь учует и слиняет.

Голос с британским акцентом:

— Ты не должен был ему показываться. Они бы и дальше сами с ним управились.

Хук:

— А какая разница? Он и так о нас все знает. А если даже и нет, то нам все едино.

Голос с британским акцентом сквозь зубы:

— Разница может оказаться очень большой. Это было глупостью.

Хук с визгливыми нотками в голосе:

— Глупость, да? По тебе так все глупость! Надоело! Кто проделал всю работу? Кто все тянет? Ну?! Где.,