Билл Гоффман повернулся к молодому человеку и посмотрел на него сверху вниз. Его челюсть слегка выдвинулась вперед, а взгляд стал жестким и холодным.
— Это значит, Гриффин, — сказал он медленно и четко, — что ваш номер не пройдет. Нечего тут корчить из себя джентльмена и пытаться кого–то выгородить! Это вам не удастся. Или вы сейчас скажете все, что знаете, или поедете со мной на допрос в управление.
Гриффин стал еще краснее.
— Послушайте! — ощетинился он. — Не слишком ли круто вы беретесь?
— Как надо, так и берусь. Здесь речь идет об убийстве, а вы развалились в кресле и играете со мной в кошки–мышки. Ну, живо! Выкладывайте! О чем шел тогда разговор, и как дошло до того, что мистер Белтер показал завещание вам и вашему адвокату?
— Вы понимаете, что я говорю под принуждением?
— Понимаю, понимаю. Говорите!
— Ну, значит, так… — неуверенно начал Гриффин. — Я уже дал вам понять, что дядя Джордж не ладил с женой. Она старалась добыть какие–то доказательства и начать дело о разводе. Дядя догадывался об этом… Однажды мы с ним обсуждали наши общие дела, и Этвуд присутствовал при разговоре. И вдруг ни с того ни с сего дядя выскочил со своим завещанием. Мне стало очень неловко, я пытался переменить тему, но Этвуд… он подошел к этому как адвокат.
Карл Гриффин повернулся к Перри Мейсону:
— Думаю, вы это поймете, не так ли? Ведь вы тоже адвокат.
Билл Гоффман не спускал глаз с лица Гриффина.
— Довольно об этом. Рассказывайте, что было дальше.
— Ну, значит, дядя Джордж начал острить по поводу своей распрекрасной жизни с женой, а потом показал нам какую–то бумагу и спросил мистера Этвуда как адвоката, является ли завещание, написанное собственноручно завещателем, законным или оно должно быть удостоверено двумя свидетелями. Он сказал, что составил завещание, но опасается попыток опротестовать его, потому что жене оставил очень мало. Помнится, он упомянул сумму — пять тысяч долларов — и добавил, что все остальное достанется мне.
— Значит, вы не читали завещания? — спросил сержант Гоффман.
— Собственно говоря, нет. Так, мельком взглянул. Почерк был дядин. Ну, еще я слышал, что он сам говорил… Этвуд, сдается мне, просмотрел завещание более внимательно.
— И что дальше?
— Это все.
— Нет, не все, — настаивал Гоффман. — Что было дальше?
— Ну, дядя что–то там еще говорил… О том, о сем… Но я не очень прислушивался.
— Хватит вилять! Что он еще сказал?
Гриффин снова залился краской.
— Он сказал, что хочет как следует подстраховаться. “А то, — говорит, — женушка моя драгоценная как узнает, что после развода ей шиш достанется, так, чего доброго, надумает угостить меня мышьяком или еще какой–нибудь дрянью. А с таким завещанием я могу прожить еще много лет”. Помнится, он засмеялся и добавил: “Надеюсь, моя прелестная Ива поймет, что быть женой мистера Белтера ей гораздо выгоднее, чем стать его вдовой”. Вот так было дело… Теперь вы знаете все. Заявляю, что сказал это под принуждением и вообще ваша точка зрения мне не нравится…
— Хватит комментариев! — оборвал его сержант Гоффман. — Это всего лишь разъяснение фразы, которую вы произнесли, узнав об убийстве и…
— Прошу вас, сержант, не возвращайтесь к этому! — взмолился Гриффин. — Если даже я и сказал что–то такое, то спьяну, ей–богу, спьяну. Не помню, чтобы я это говорил. Я ведь так не думаю.
— Может, вы так и не думаете, — вступил в разговор Мейсон, — но, несмотря на это, вам удалось отлично…
Сержант Гоффман резко повернулся.
— Не мешайте, Мейсон! Допрос веду я, а вы здесь только зритель! Или сидите тихо, или убирайтесь отсюда!
— Вы нисколько не испугаете меня, сержант. Я нахожусь в доме Ивы Белтер, и я ее адвокат. Я слышу здесь высказывания, которые наносят урон ее репутации, если не сказать больше, и готов заверить вас, что сделаю все, чтобы эти высказывания были либо подтверждены доказательствами, либо опровергнуты.
Терпеливое выражение полностью исчезло с лица Гоффмана. Теперь он мерил Мейсона тяжелым, враждебным взглядом.
— Ладно, можете отстаивать честь вашей дамы, если у вас есть на то охота. Только сдается мне, что вам самому придется многое объяснить. Чертовски странно, что полиция, приехав на место преступления, застает вас в беседе с женой убитого. И не менее странно, что женщина, которая нашла мужа мертвым, звонит своему адвокату, даже не подумав о полиции.
— То, что вы говорите, несправедливо, — с негодованием заявил Мейсон. — Вы прекрасно знаете, что я ее друг.
— Так могло бы показаться, — сухо ответил сержант Гоффман.
Мейсон широко расставил ноги и развел плечи.
— Будет лучше, если мы выясним это дело до конца, — сказал он. — Я представляю интересы миссис Белтер и не позволю поливать ее грязью. В смерти Джорджа Белтера ей нет никакого проку. В то же время эта смерть — поистине золотой дождь для некоего лица, которое начинает уже развлекаться за счет моей клиентки. Причем заметьте, его алиби не стоит ломаного гроша.
Гриффин начал шумно протестовать, но Мейсон продолжал говорить, обращаясь к сержанту Гоффману:
— Да поймите же, нельзя обвинять женщину на основании сплетен. Есть еще суд присяжных, который никого не осудит без доказательств вины, устраняющих всякие сомнения.
Сержант окинул Мейсона испытующим взглядом:
— А вы, Мейсон, эти сомнения ищете.
Мейсон обратился к Карлу Гриффину, нацелив на него указательный палец:
— А вам, молодой человек, я советую поменьше трепать языком, — предостерег он. — Если моя клиентка случайно окажется перед судом, все, что связано с завещанием, обернется в ее пользу. Не надейтесь, что я настолько глуп, чтобы не понимать этого.
— Вы хотите сказать, что считаете его виновным в убийстве? — спросил сержант Гоффман.
— Я не детектив, а адвокат. Я знаю только, что суд присяжных не может никого осудить, пока имеются какие–либо обоснованные сомнения по делу. И если вы начнете строить обвинения против моей клиентки, помните, что мое обоснованное сомнение сидит вот в этом кресле.
Гоффман покивал головой.
— Этого следовало ожидать. Я вообще не должен был впускать вас в эту комнату. А теперь выметайтесь отсюда!
— Именно это я и намерен сделать! — ответил Мейсон.
10
Было около трех утра, когда Перри Мейсон позвонил Полу Дрейку.
— Пол, для тебя есть работенка. Дело очень спешное.
— Черт побери! — проворчал Пол заспанным голосом. — Ты и ночью не можешь угомониться!
— Слушай, — продолжал Мейсон. — Просыпайся и вылезай из постели. Это нужно провернуть немедленно. Ты должен опередить полицию.
— Как, черт возьми, я могу опередить полицию?
— Можешь. Я случайно узнал, что ты имеешь доступ к интересующим меня реестрам. Ты представлял когда–то “Общество защиты торговцев”, а оно располагает копией всех реестров огнестрельного оружия, проданного в городе. Меня интересует кольт восьмого калибра, номер 127337. Полиция провозится с ним полдня, не меньше. Пока будут разбираться с отпечатками, пока то да се… А я должен иметь эти данные раньше, чем они.
— А чем интересен этот револьвер? — спросил Пол Дрейк.
— Кое–кто схлопотал из него пулю в сердце.
Дрейк присвистнул.
— И это как–то связано с делом, которым я сейчас занимаюсь?
— Не думаю, но полиция может предположить такое. Я должен иметь аргументы для защиты клиентки, причем раньше полиции.
— Ладно. Где я тебя поймаю?
— Нигде. Я сам позвоню.
— Когда?
— Через час.
— За час я не успею, — взвыл Дрейк. — Это невозможно.
— Ты должен. Так или иначе, я позвоню. Пока!
Он нажал на рычаг, после чего набрал номер домашнего телефона Гаррисона Бёрка. Никто не ответил. Тогда он набрал номер Деллы Стрит и почти тотчас услышал в трубке ее санное “алло”.
— Делла, говорит Перри Мейсон. Просыпайтесь. Нас ждет работа.
— Который час? — спросила она.
— Около трех. Может, три пятнадцать.
— Ладно. Что я должна делать?