Он сощурился, улыбаясь.
— Пока не знаю.
«Плохо ему не будет, — подумал я. — Баловень судьбы, у таких всегда все гладко».
Заезд закончился. Лошадь Гревилла пришла третьей.
— Жаль, — вздохнул Дэн. — Я поставил только на нее, а надо было на всю первую тройку.
— Много проиграли? — сочувственно спросил я.
— Ерунда. Несколько рэндов.
Рэнд чуть меньше доллара. Действительно, не так уж много. Мы не спеша направились к паддоку.
— Знаете, что я вам скажу? — заговорил Дэн чуть погодя. — Я думал, что вы совсем другой.
— Какой? — усмехнулся я.
— Ну, не знаю… кинозвезда… Я думал, вы будете страшно задирать нос.
— Актеры такие же люди, как и все.
Он не поверил мне, а я не шутил. Я подумал, что Дэн гораздо эффектней меня. Конечно, я был повыше, пошире в плечах, но у него было что–то такое, к чему внешность не имеет отношения.
Лошадью, которая пришла третьей, занимался довольно крупный, крепко сложенный мужчина; он с неудовольствием осматривал ее ноги, ощупывал шею и круп.
— Это Гревилл Аркнольд, — шепнул мне Дэн.
Тренер объяснялся с хозяйкой и не отличался любезностью. Конечно, я знал, что тренер, если он не хочет свихнуться, должен быть твердым, ведь не может же он без конца оправдываться, убеждая хозяев, чьи лошади не выиграли, в том, что, хотя он и обеспечил их собственность лучшей кормежкой и лучшим тренингом, чужие оказались резвей; но все равно, он был слишком небрежен.
Лошадь увели, люди разошлись.
Аркнольд поднял взгляд на Дэна. Парень указал на меня кивком головы. Тренер не торопясь пошел к нам.
Дэн представил нас друг другу, как бы подчеркивая, что если мы познакомимся, то выиграем от этого оба.
Возможно.
Но, честно говоря, Гревилл Аркнольд не понравился мне ни в первый день, ни позже. Он был вежлив со мной: улыбнулся, подал руку, сказал, что рад, что миссис Кейсвел сообщила ему о моем приезде, что ждал и готов мне все показать.
Говорил он с сочным акцентом и знал, как и большинство местных жителей, три языка — английский, африкаанс и зулусский. Лицо его напоминало пластилиновую маску — очень узкие, почти незаметные губы, глубокие морщины на щеках, аккуратные рыжие усики. Он улыбался, приветствуя меня, но глаза его оставались холодными как лед.
— Ваша лошадь сегодня не очень, — заговорил я.
Реакция была мгновенной:
— Эта дура так просила, что я согласился и выпустил ее лошадь сегодня, а хотел, чтобы она бежала только в субботу. На прошлой неделе в Турффонтейле поле было очень твердое, она должна была отдыхать еще три дня.
— Мне показалось, что она извинялась перед вами?
— Да. Конечно. Но слишком поздно. Дура. Лошадь что надо, в субботу она бы выиграла. Но что поделаешь? Владельцы должны слушаться тренера беспрекословно. Ведь тренеру платят за то, что он знает свое дело. Решать всегда должен специалист.
Я ответил ничего не значащей улыбкой. Правда, я был всего–навсего владельцем, но с этим его «всегда» можно было поспорить. Иногда — это другое дело. Может быть, часто, но не всегда. Я знаю по крайней мере одного победителя Большого Национального Кубка, который вообще никогда не стартовал бы, если бы его хозяин слушал тренера.
— Я вижу, в четвертом заезде бежит лошадь миссис Кейсвел, — заметил я.
Аркнольд скривился.
— Да. Думаю, она вам сказала, что в последнее время ее лошади выступают хуже некуда.
— И что она не может понять, почему.
Он пожал плечами.
— Я тоже не могу понять. Та же пища, тот же уход, что у остальных. Они здоровы. Их несколько раз обследовал ветеринар. Непонятно. Совершенно непонятно.
— Да уж, — сказал я.
— Наркотики тоже отпадают. Мы сделали чуть не сотню анализов. Результаты отрицательные.
— А как они выглядят? — спросил я. — То есть по их поведению ничего не заметно?
— Можете сами посмотреть, — предложил он. — Если вы, конечно, разбираетесь в лошадях.
— И довольно неплохо, — встрял Дэн. — Ведь не секрет, что папаша мистера Линкольна начинал подручным в конюшне.
— Да? — удивился Аркнольд. — В таком случае вы можете посмотреть. Может, что и найдете. Кто знает.
В его голосе прозвучала нескрываемая ирония, он был уверен, что этого случиться не может. Иначе говоря, он или точно знал, что происходит с лошадьми Нериссы и был уверен, что мне не докопаться, или действительно не имел об этом никакого понятия.
— С удовольствием, — сказал я.
— Тогда хоть завтра, где–то в половине пятого, на вечерний обход.
Я кивнул.
— Вот и хорошо. А вы, Дэн? Может быть, и вы приедете?
— Разумеется, Аркнольд…
Так и договорились. Дэн предложил заехать за мной в «Игуану».
Ченк, конь Нериссы, участвующий в четвертом заезде, во время проводки в паддоке выглядел здоровым. У него была блестящая шкура и незакрепощенные, сильные мышцы. Он не производил впечатление особо мощного, но лоб у него был красивый, умный, а лопатки широко расставленные. Порция, сестра Нериссы, заплатила двадцать пять тысяч рэндов за его происхождение, пока он выиграл всего один заезд, и то несколько месяцев назад, в апреле.
— Что вы о нем скажете? — спросил Дэн.
— Выглядит неплохо.
— Вот именно. Аркнольд говорит то же самое. На вид они все здоровые.
Ченка водили на поводу два конюха; видно было, что тренер заботится о нем.
Все лошади ступали балетным шагом, они с рождения привыкли к очень твердой почве. Ченк поскакал на старт так же бодро, как и остальные лошади, занял удобную позицию и неплохо стартовал. Я следил за всем этим в бинокль.
Первую половину мили он прошел очень хорошо, держась на шестом месте, сразу после группы лидеров. Но когда после поворота они вышли на прямую, ситуация изменилась, и Ченк стал перемещаться в тыл. Я смотрел на подпрыгивающую голову жокея, понимая, что он изо всех сил пытается заставить Ченка выйти вперед, но было ясно, что это уже безнадежное дело, Ченк быстро терял силы, и даже лучший в мире наездник тут ничего бы не сделал.
Я опустил бинокль. На последнем участке еще продолжалась борьба, но к финишу Ченк отстал уже на тридцать корпусов. Толпа рычала, но на Ченка никто не обращал внимания.
Мы с Дэном пошли посмотреть, как его будут расседлывать. И мы, и Аркнольд были обескуражены.
— Ну вот, — сказал он. — Вы сами видели.
— Да, — согласились мы.
Ченк был чрезвычайно потным и очень усталым. Он стоял, опустив голову, как будто понимал, что опозорился.
— Что скажете? — спросил Аркнольд.
Я покачал головой. Ченк выглядел обычным стайером, но его родословная и, главное, прежние победы опровергали это.
Было совершенно невероятно, чтобы и он, и остальные лошади Нериссы страдали сердечными заболеваниями, имели плохие зубы или болезнь крови. Да еще чтобы ни один ветеринар этого не обнаружил. И чтобы болели только они. Абсурд.
Собственных жокеев у Нериссы не было. Из журналов я узнал, что в Южной Африке жокеев вообще гораздо меньше, чем в Англии. Например, в Натале, главном центре, было зарегистрировано всего тринадцать жокеев и двадцать два практиканта.
В Южной Африке всего четыре беговых центра: Иоганнесбург, Натале, Порт–Элизабет и Кейптаун. Лошади Нериссы выступали на всех четырех ипподромах, в разную погоду, в разное время года, с разными жокеями, но результаты их были примерно одинаковы.
До мая этого года все было нормально, но с начала июня ни одна ее лошадь не выиграла ни одного заезда.
Раз их перевозили с места на место, причина была не в конюшне. Они не были больны. Наркотики исключались. Менялись конюшни и жокеи.
Величиной постоянной был тренер.
При желании тренер выставит лошадь так, что она не сможет выиграть. Например, перетренирует ее перед скачкой. Такое часто происходит по недосмотру, и доказать, что это сделано специально, невозможно.
Тренеры редко идут на это. Хотя бы потому, что за успех им платят. И все же я склонялся к тому, что причиной всему — Аркнольд, и что своей цели он добивается самыми примитивными методами.