Он вышел из палаты и направился в приемную. У дежурного столика врач разговаривал с сестрой. У врача были седые волосы, усталые глаза и лицо аристократа.
— Скажите, это вы лечите мою дочь? — спросил Макелпайн.
— Мистер Макелпайн? Да, я. Доктор Молле.
— У нее очень плохой вид.
— Никакой опасности нет, мистер Макелпайн. Девушка просто находится под действием анестезии. Пришлось сделать это, чтобы уменьшить боль, понимаете?
— Понимаю. И как долго она…
— Недели две. Возможно, три. Не больше.
— Еще один вопрос, доктор Молле. Почему вы не сделали ей вытяжение?
— Мне казалось, мистер Макелпайн, что вы не из тех, кто боится правды…
— Почему вы не сделали ей вытяжение?
— Вытяжение, мистер Макелпайн, применяют при переломе костей. А у вашей дочери левая лодыжка не просто сломана, она, как это по–английски… раздроблена. Да, пожалуй, это подходящее слово, раздроблена почти в труху. Немедленная хирургия помощи не принесет. Придется соединять воедино только то, что осталось от кости.
— Значит, она никогда не сможет сгибать ногу в щиколотке?
Молле кивнул.
— Вечная хромота? На всю жизнь?
— Вы можете созвать консилиум, мистер Макелпайн. Пригласить лучшего ортопеда из Парижа. Вы имеете все права…
— Нет, не нужно. Истина очевидна, доктор Молле. Против истины не пойдешь.
— Я глубоко сожалею, мистер Макелпайн, У вас прелестная дочь. Но я только хирург. А чудес на свете не бывает. К сожалению.
— Спасибо, доктор. Вы очень добры. Я заеду снова. Скажем, часа через два.
— Лучше не надо. Она должна проспать часов эдак двенадцать. А возможно, и все шестнадцать.
Макелпайн кивнул в знак согласия и вышел.
Даннет отодвинул тарелку, так и не дотронувшись до еды, — посмотрел на тарелку Макелпайна, тоже нетронутую, и перевел взгляд на погрузившегося в свои мысли хозяина.
— Оказывается, Джеймс, — сказал Даннет, — все мы в действительности не так уж и крепки, как кажется.
— Возраст, возраст, Алексис. Он обгоняет нас во всем.
— Да, и с большой скоростью. — Даннет придвинул к себе тарелку, горестно взглянул на еду и снова отодвинул. — В конце концов, черт возьми, это лучше, чем ампутация.
— Вот именно. — Макелпайн поднялся. — Может быть, пройдемся, Алексис?
— Для аппетита? Не поможет. Во всяком случае, мне.
— Мне тоже. Я просто подумал… просто подумал, может быть, стоит взглянуть, не нашел ни Джекобсон что–нибудь интересное?
Гараж — длинное и низкое помещение с застекленным потолком — был удивительно чист и ухожен. Джекобсон работал в дальнем углу, склонившись над искореженным “коронадо” Харлоу. Механик выпрямился, приподнял руку в знак того, что заметил появление Макелпайна и Даннета, и снова склонился над машиной.
Даннет закрыл за собой дверь и спросил:
— А где другие механики?
Макелпайн ответил:
— Всем бы давно следовало знать: пострадавшими машинами Джекобсон всегда занимается в одиночку. Он очень невысокого мнения о других механиках. Говорит, что они либо не замечают изобличающих улик, либо уничтожают их своей неуклюжестью.
Босс и репортер прошли вперед и стали наблюдать за тем, как Джекобсон возится с тормозной системой. Этим занимались, однако, не только они: в открытом слуховом окне, невидимый для стоящих внизу, поблескивал объектив ручной восьмимиллиметровой камеры. Державшие ее руки были совершенно тверды. Руки Джонни Харлоу. Лицо его было деловито–бесстрастно, сосредоточено и спокойно. Лицо совершенно трезвого человека.
— Ну, что? — спросил Макелпайн.
Джекобсон выпрямился и стал аккуратно массировать свою одеревеневшую спину.
— Ничего. Абсолютно ничего. Подвеска, тормоз, двигатель, передача, управление — все о’кей.
— Но управление…
— Разрыв протектора. Ничего другого произойти не могло. Все было в порядке, когда он выскочил перед машиной Джету. И не говорите мне, мистер Макелпайн, что именно в эту секунду управление отказало. Совпадения, конечно, случаются, но такое было бы уж слишком.
— Значит, мы еще блуждаем в потемках? — спросил Даннет.
— Для меня лично все ясно, как божий день. Водительский просчет! Старейшая из всех причин!
— Водительский просчет? — Даннет покачал головой. — Джонни Харлоу никогда в жизни не допускал водительских просчетов.
Джекобсон улыбнулся, но глаза его смотрели холодно.
— Хотел бы я услышать, что думает об этом дух покойного Джету.
— Теперь все наши разговоры — ни к чему, — заметил Макелпайн. — Пошли в гостиницу. Мы сегодня даже не ели, Джекобсон. — Он взглянул на Даннета. — Думаю, стаканчик на сон грядущий не помешает. А потом заглянем к Джонни.