— Вчера я спрашивала вас, не живет ли в нашем доме мужчина по фамилии Дюпон, — продолжала Валери.
— Да, и я ответила вам, что здесь определенно нет человека с такой фамилией.
— Верно, а теперь взгляните, пожалуйста, на этот рисунок.
Мадам Барбье внимательно посмотрела на эскиз.
— Нет, — ответила она, — этого господина в нашем доме я не видела.
— А где–нибудь еще? — спросил Морис.
— Тоже не видела. Я вообще его никогда не видела, — консьержка указала пальцем на эскиз. — Такого человека не так–то легко забыть.
Потом она повернулась и вышла.
Погруженная в раздумье Валери уставилась в одну точку перед собой, держа в одной руке альбом, а в другой — письмо.
Чтобы поддержать разговор, Морис сказал:
— Это была очень хорошая мысль с вашей стороны — показать консьержке эскиз. Было бы неплохо, если бы она узнала Дюпона. Но я не смею вас больше задерживать. Читайте спокойно ваше спешное письмо.
Он тактично отвернулся, взял с кушетки пальто и надел его.
Валери углубилась в чтение письма, но это продолжалось лишь минуту.
«Вероятно, это письмо с соболезнованиями», — подумал Морис.
В это время он принял решение повременить с сообщением Валери о рукописи: для этого время будет еще завтра.
Он кашлянул, и она взглянула на него.
— Так, теперь я пойду, — сказал он.
Она устало улыбнулась, а ему очень не хотелось с ней расставаться.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он.
Она пожала плечами. Он почувствовал, что ей хочется остаться одной, и поэтому сказал:
— Итак, до свидания, мадемуазель Жубелин.
Маленькая ручка, которая еще совсем недавно была теплой, теперь же холодная, как лед, оказалась в его руке.
— До свидания, мсье Латель.
— Я позвоню завтра утром.
Он был бы рад, если бы она его задержала, настолько приятно было ему находиться в ее обществе. Он неохотно направился к выходу. Он уже взялся за ручку, когда Валери схватила его за руку.
— Ах, прошу вас… — тихо произнесла она.
Ее широко распахнутые глаза теперь были полны тоски. Она покачнулась. Морис положил ей руку на плечо и повел к кушетке. Она упала на нее и залилась слезами.
— Я вам солгала, — сказала она, — я… я не из газет узнала, что Даниэль умер. Я знала об этом уже сегодня утром. Весь день я работала и не смела никому рассказать об этом.
Морис молчал, зная, что в такой момент слова неуместны.
— Целый день я вздрагивала от малейшего шороха.
Ее искаженное страданием лицо было подобно бледной маске.
— Сегодня в шесть часов утра он мне звонил, — призналась она.
— Дюпон?
— Да. Он представился: говорит Оноре Дюпон. Я была совсем сонная.
— Какой у него был голос?
— Низкий… и какой–то…
— Заискивающий, маслянистый?
— Да–да, именно. Он сказал, что я единственный человек, с которым Даниэль встречался после разговора с ним. Правда, в этом он заблуждается, потому что вы тоже…
— Это что–то новое, — заметил Морис.
— Видимо, он заметил, что я не понимаю, чего он хочет. Во всяком случае, он сказал, что если я ничего не знаю, то мне нечего бояться. В противном же случае я должна молчать, иначе со мной будет то же, что и с Даниэлем. А затем он совершенно равнодушно заявил, что он убил Даниэля. Вот и все. Потом он повесил трубку.
Морис снова снял пальто. Сигарета у него погасла, и он раздавил ее в пепельнице.
— И вы ему поверили? — спросил Морис.
— Конечно, нет. Мне не верилось в это, но я несколько раз звонила Даниэлю и, конечно, безрезультатно. Потом я пробовала звонить ему с работы и тоже тщетно. Но я все еще думала, что кто–то зло пошутил надо мной, пока в половине двенадцатого не появилось сообщение по радио.
Остальное нетрудно было угадать. После подтверждения слов Дюпона, его угрозы приобрели новое значение. Валери стала бояться.
— Я никому ничего не сказала, — произнесла она.
— Но мне все же…
— Вы знали больше, чем я. Мне даже было неизвестно, что я зарисовала в альбоме Дюпона.
— Счастливый случай, иначе бы вы уничтожили эскиз.
Валери ничего не ответила на это. Она вынула из сумочки спешное письмо, спрятанное ею туда, и протянула его Морису.
— Прочтите.
На белом листе была всего одна строчка. Она была написана большими печатными буквами красными чернилами:
«МОЛЧИТЕ, ЕСЛИ НЕ ХОТИТЕ УМЕРЕТЬ».
Адрес на конверте был написан тем же шрифтом.
— Он хочет произвести на вас впечатление.
— Этого же он хотел по отношению к Даниэлю, — с горечью проговорила Валери, а затем добавила нежным голосом: — Пока вы здесь, я чувствую себя в безопасности, а когда пришло письмо и вы собрались уходить, я испугалась.
— Надевайте пальто и пойдемте ко мне, — сказал Морис.
— Куда?
— Ко мне. — И, чтобы не создалось ложное впечатление, он добавил: — Я живу вместе с моей девятнадцатилетней дочерью. Вы можете расположиться в ее комнате.
Пока Валери собирала в ванной свои туалетные принадлежности, Морис снова исследовал письмо. Оно было написано авторучкой, и то, что оно было анонимным, вполне соответствовало его представлению о Дюпоне. Если полиция исследует его в лаборатории, то станет известно: где и когда он мог купить такую бумагу и такие чернила. Значит, данных еще прибавится, но важнейшим из них был портрет Дюпона.
— Могу ли я сохранить его до завтра у себя? — спросил Морис, когда Валери вернулась в комнату.
— Разумеется.
Она причесалась и освежилась. На ее внешности не отразилось душевное волнение последних часов. Она выглядела свежей и юной. Ее длинные белокурые волосы эффектно лежали на бобровом воротнике твидового пальто.
— Вы в самом деле очень внимательны ко мне, — с благодарностью сказала Валери.
— Это я должен благодарить вас… ведь Даниэль был моим другом, — возразил Морис.
Даже если бы Валери ему и не настолько понравилась, он из чувства долга все равно поступил бы точно так же. Или же нет? Он тотчас выбросил из головы эти мысли. Не стоит заниматься излишними размышлениями, это ни к чему не приведет. Лучше сосредоточить свое внимание на стоящих перед ним проблемах.
Спускаясь этаж за этажом по лестнице, они слышали сводку новостей, доносившуюся из громко работающего телевизора в комнате консьержки.
На улице редкие капли дождя образовывали темные пятна на сером тротуаре. Валери и Морис поспешили к машине. С раскрасневшимися щеками и блестящими глазами Валери уселась на переднее сиденье рядом с Морисом. Уличное движение было чрезвычайно интенсивным, и, только когда светофор на ближайшем перекрестке загорелся красным светом, Морис нашел просвет в веренице машин и вклинился в него. В тот же самый момент за ним последовал черный «Пежо».
ГЛАВА 7
Комиссар Фушероль важно восседал за своим письменным столом. Его жирная шея образовывала розовое утолщение над воротом рубашки. Казалось, он, как неограниченный монарх, царствовал в своем государстве и повелевал всеми, кто имел несчастье туда попасть.
— Мадемуазель Жубелин, где вы провели прошлую ночь? — строго спросил он.
Он принял к сведению показания Мориса и Валери, прочитал рукопись Даниэля и спешное письмо, а эскиз убийцы взял в качестве улики. И после этого всего у него не нашлось сказать ни одного хорошего слова.
— Мсье Латель был настолько любезен, что взял меня к себе домой, — ответила Валери.
— Ага!
Взгляд комиссара был столь красноречив, что Валери вспыхнула.
— Что вы хотите этим сказать? — запротестовал Морис.
Потом ему стало ясно, что его возмущение только подчеркнуло двусмысленность ответа. Он заставил себя продолжать спокойным тоном:
— Мадемуазель Жубелин имела все основания не желать оставаться в одиночестве, и поэтому она охотно приняла предложение моей дочери переночевать в ее комнате.
Это было не совсем так. Вернее, совсем не так. По отношению к Валери Изабель была очень холодна. Возможно, она инстинктивно чувствовала соперницу, заметив расположение к ней отца, до сих пор жившего только для нее. Пока Валери в кабинете читала рукопись Даниэля, Морис сделал дочери замечание: