Операция эта по обоим прежним займам (первый выигрышный и второй) развернулась втечение трёх первых месяцев 1925 г. и дала очень выгодные для частного капитала результаты. Цена наличными деньгами по биржевому курсу за одну (пятирублёвую по наименованию) облигацию займа составляла:
[— … — на 1 января 1925 г. — на 1 апреля 1925 г.]
— 1-й заём — 1 р. 94 к. — 3 р. 27 к.
— 2-й заём — 92 к. — 3 р. 24 к.
В среднем цена каждого билета (облигации) поднялась почти на. 1 р. 70 к. Это дало возможность затем капиталистам при постепенной продаже прежних своих билетов государству (и отчасти мелким трудовым держателям) положить в свой карман добавочно около полутора десятков миллионов рублей и вернуть обратно эту часть прежних своих расходов на займы.
Таким образом частному капиталу наглядно была доказана выгодность помещения его средств в госзаймы и затем было приступлено к выпуску добровольных займов. В них частный капитал вложил до 1 октября 1926 г. от 16 до 18 млн. руб. (по подсчётам разных финорганов) своих средств, получив при этом ещё около 30 млн. руб. государственных ссуд и всего имея в своей собственности примерно на 50 млн. руб. билетов добровольных госзаймов. Легко видеть, что при фактической средней доходности в 36% и при наживе от продажи старых принудительных билетов по повышаемому курсу частный капитал должен был за протекшее время более чем полностью вернуть себе все свои расходы по приобретению добровольных займов (от 16 до 18 млн. руб.). И в итоге он имеет ещё за «здорово живёшь» на несколько десятков миллионов рублей билеты государственных займов, по которым государство в точно установленные законом сроки должно будет уплатить владельцам займов полностью значащуюся на билетах сумму. Надо заметить кстати, что билеты государственных займов и доходы с них освобождены от всех государственных налогов. Таким образом в такой практике займов частный капитал нашёл весьма пригодное средство для того, чтобы наживаться, ничего на это в конечном счёте не затрачивая и не платя за наживу налогов (в отличие даже от хищнических видов частной аренды или торговли). Словом — золотое дно. В отношении к частному капиталу проведённые т. Сокольниковым добровольные займы правильнее было бы назвать, таким образом, не государственными займами от частного капитала, а государственными подарками частному капиталу. Наш убыток на этом деле — это та цена, какую мы заплатили за слишком большие надежды на роль частного капитала и слишком непродуманный подход к делу. Начальник валютного управления НКФ СССР т. Юровский об итогах этого периода госзаймов в своём докладе «О политике госкредита и задачах Госфондконторы» говорит следующее:
«1925/26 г. извне государственного сектора не дал новых средств, но и часть средств была возвращена».
Иначе сказать, в виде процентов и погашения мы платили больше, чем реально получали сами. Реально — это означает, если из номинальной (по названию) купленной суммы займов вычесть наши ссуды (до 70%), какие мы выдавали частному капиталу для облегчения ему покупок. Тов. Юровский резонно добавляет:
«Снижение процентов — совершенно необходимая вещь, потому что временно можно было выпускать государственные займы и платить за них гораздо больше, чем государство само могло за них получить, но это могло быть только временно» (там же).
Иначе сказать — пока печальный опыт не показал слишком наглядно установленное этой практикой обогащение частного капитала без реального возмещения для государства.
Первый серьёзный шаг сделан в текущем 1926/27 г.‚ когда Наркомфином условия онколя и другие изменены так, что реальная доходность при онколе по прежним займам составила вместо 36% уже только 24% годовых (по 1-му выигрышному, 2-му крестьянскому), а новые займы 1927 г. (10-процентный) стоят государству, согласно № 17 «Финансов и народного хозяйства», даже только 14% (стр. 7). Необходимо свести доходность займов не более чем до 12%, т. е. до нормального в наших условиях в данный момент процента, и прекратить систему 70-процентных ссуд капиталистам под покупаемые ими займы; одним словом, из предмета спекуляции и одностороннего перекачивания государственных средств в капиталистические карманы сделать наши займы местом прочного и более усиленного помещения средств тех же и несколько более широких кругов, чем какие пользуются сберегательными кассами. Тогда мы будем получать меньше по названию (отпадает часть, раздуваемая нашими же ссудами и т. п.), но более реально.
Следует заметить в заключение, что опыт размещения части наших займов среди капиталистов даже при условии очень высокой доходности этих займов (20–30% в год)[3] показал, что частный капитал является в наши займы только на гастроли. Иначе сказать, он участвует в подписке на заём, ибо подписка обставляется особо выгодными условиями. А потом, сняв пенки, подкидывает билеты займов обратно государству, начиная их распродавать на бирже и заставляя государство купить их во избежание понижения курса[4]. А понижение курса может вредно отразиться на настроении и доверии к денежному кредиту государства со стороны мелких держателей, т. е. со стороны той основной некапиталистической массы, которая действительно прочно вкладывает свои средства в наши сберегательные кассы (преимущественно) и в наши займы (отчасти). Кроме всех прочих невыгод — практикой «завлечения» частных капиталистов мы давали им в руки, таким образом, ещё и средство давления на наше валютно-кредитное маневрирование. Начатое уже понижение реальной доходности госзаймов должно сделать участие частного капитала в наших займах ещё менее прочным. И потому в дальнейшем придётся ориентироваться в этом отношении твёрдо не на спекулирующего частного капиталиста, а на сберегающего частного трудовика. В изданном к IV Съезду советов СССР номере своего органа «Финансы и народное хозяйство» Наркомфин подводит проделанному опыту такой правильный итог:
«Нам не приходится строить наши займы в сколько-нибудь значительных размерах в расчёте на частный торгово-промышленный капитал. Для этой группы держателей капиталов ценные бумаги являются объектом торговли, интересным только с точки зрения размеров извлекаемой при этом выгоды, между тем как мы не можем, конечно, давать, по нашим займам такую высокую доходность, какую дают торговые операции» (статья т. Эпштейна — «За два года», стр. 7).
2.10. Валютные операции
Нажива от валютных операций — это есть десятый путь накопления частного капитала нелегальными и полулегальными приёмами. Я имею здесь в виду прежде всего:
1) спекуляцию на курсе бумажных денег в период большого колебания этого курса,
2) торговлю иностранной валютой и различные операции с нею,
З) скупку золота.
Игра на курсе бумажных денег относится главным образом к периоду до 1924 г. Известное «даёшь — берёшь» заполняло в те годы так называемые «чёрные биржи» крупных городов в разных частях страны. Валютные спекулянты тщательно учитывали разницу фактических курсов советского рубля в разных частях страны и совершали переводы больших его партий из Москвы в Туркестан и т. п., используя для таких поручений в частности наш Госбанк. А потом выручку клали в карман. Всем этим операциям с советским рублём в последние годы нанесён сильный удар сравнительной устойчивостью червонца. За четыре года (с 1923 г. по 1927 г.) покупательная сила червонца изменилась всего на одну восьмую часть: по всесоюзному розничному индексу частной торговли, согласно конъюнктурному индексу НКФина, она в 1923–24 г. составляла 50,9% покупательной силы равного количества золота в довоенное время (доклад проф. Кондратьева в Институте экономики 11 марта 1927 г.), а на 1 мая 1927 г. она равнялась 44,2% (а если взять общеторговый индекс, включающий и кооперативную и государственную розницу, то даже 49,7% — см. очередную публикацию КИ в «Эк. Жизни»). Между тем до того она за один только год с 1922 по 1923 г. упала почти на треть, а ещё раньше курс советских денег менялся на такие же величины иногда почти ежемесячно. Это чрезвычайное сокращение размера и быстроты колебаний подорвало почву под спекуляцией на колебаниях курса нашего рубля на внутреннем рынке как под специальной профессией определённой группы представителей частного капитала. Центр тяжести их деятельности перешёл на другие операции — торговлю иностранной валютой и торговлю золотом.
3
Согласно подсчётам в органе НКФ «Фин. и Нар. Хоз.», государству стоили в год
4
Это повторилось и при выигрышном займе октября — ноября 1926 г.‚ где частный капитал, по сообщению т. Брюханова (стр. 1 № 17 «Фин. и Нар. Хоз.»), внёс сначала реально до 10 млн. руб. Сняв пенки, он к настоящему времени успел уже избавиться от большей части купленных было билетов. То же произошло затем и с «10%-ным займом 1927 года».